Григорий Заславский
Штайн не потерял вкус к театральным эффектам.
Фото с официального сайта («Берлинер Ансамбль»)
Тридцать раз, с мая по октябрь, в бывшей пивоварне на окраине Берлина можно было увидеть спектакль Петера Штайна «Валленштейн» по трилогии Фридриха Шиллера. Расставшийся с «Шаубюне» и чуть ли не распрощавшийся с Германией, Штайн работал в этот раз с актерами «Берлинер Ансамбля», но на заглавную роль был приглашен Клаус Мария Брандауэр.
Пивоварня понадобилась Штайну, поскольку ему был нужен масштаб, а здесь он нашел площадку 50х70 метров. А как иначе? Ведь речь о Тридцатилетней войне, сотни страниц текста... Соответственно спектакль длится десять часов: начинается в два, заканчивается без пятнадцати двенадцать, три антракта – по 20 минут, один – часовой, к которому, естественно, жарят сосиски, шашлычки из индейки, наборы бутербродов, разложенных на одной тарелке... Полторы тысячи зрителей (заплатившие от 30 до 70 евро), замерев (и строго следя за тишиной вокруг, какие мобильные телефоны, – пошелохнуться не дают, тут же оборачиваются и строго смотрят на нарушителя спокойствия), наблюдают за тем, как друзья Валленштейна становятся его врагами и в финале убивают его как предателя. Шиллер, кажется не верит в то, с чем историки давно уже согласны – почти все, без исключения, – что Валленштейн, конечно, выдающийся полководец, думал больше о стратегии и выгоде, чем о Германии, и затеял закулисные переговоры со Швецией. Но для Шиллера эта «деталь» и не так уж важна. Что уж говорить о Штайне?!
В одной из берлинских газет, анонсировавших последние октябрьские представления, было вынесено в заголовок странное для русского понимания словосочетание, – что-то такое про серебряных стрелков. Имеется в виду, что спектакль Штайна адресован тем, кому от 45 до 60, – этот возраст в Германии называют серебряным веком, а его представителей – серебряными стрелками. Эти люди знают, кто такой Шиллер, читали про Тридцатилетнюю войну и в общих чертах представляют себе течение этой войны. Они слушают текст и даже после театра продолжают обсуждать за вином проблемы, поднятые в спектакле. Несмотря на поздний час, аплодировали стоя 15 минут, до полуночи.
Штайн, хоть и зрелый мастер, отметивший, к слову, 1 октября свое 70-летие, не потерял вкус к театральным эффектам. Поступь спектакля, конечно, медлительна, тяжеловесна (чего стоят одни передвижения огромных квадратов, которые монтировщики катают и складывают под разными углами, отделяя таким образом одну сцену от другой), но пока идет смена декораций, красивый женский голос поет песню о Магдебурге, уничтоженном Валленштейном... Как? Этот смелый человек, за которого готовы положить головы и эти соратники-военачальники, и простые воины?.. Не человек – идол...
До того, как поставить спектакль, Штайн объехал Европу с публичными читками «Валленштейна», производившими, надо сказать, очень сильное впечатление. Вероятно, в читке мысль режиссера была яснее и определеннее, в актерах же и в бывшем пивоваренном цехе – рассеялась и... «измельчала».
Действие пьесы и спектакля происходит в 1634 году, из всей долгой войны Шиллер берет короткий отрезок накануне смерти героя. Лагерь Валленштейна – первая часть, в которой нет еще его самого. Свита играет его, как бы приготовляя публику к первой встрече с тем, которого подчиненные ставят выше посланника императора и, кажется, выше самого императора. Десятки статистов-солдат, у каждого – своя грязь на костюме и свой характер. Богемия, зима. Кто-то готовит пищу, кто-то выпивает... Что делают? Ждут...
Интересно, что играют без микрофонов и, несмотря на заводские пространства, слышно всех: на потолке под разными углами висят десятки фанерных щитов, обеспечивающих почти идеальную акустику.
Наконец появляется Валленштейн–Брандауэр. Постаревший, но не потерявший актерских сил и обаяния. Спектакль выстроен на звезду, и Брандауэр ведет себя, как положено звезде. Позволяет себе паузы, подробную игру, имеющую успех у публики. Когда выходит дочь Валленштейна, он, кажется, с удивлением смотрит на нее: «Хорошо... Красивая...» Накануне нескольких последних спектаклей актер сломал ногу и потому играл в коляске. Штайн, прервав юбилейный отпуск, вынужден был прилететь и «отрегулировать» новые отношения. Надо сказать, особого неудобства не чувствовалось. Брандауэр ловко управлял коляской и довольно стремительно преодолевал десятки метров.
О чем спектакль Штайна? О многом: о том, что сильный военачальник в какой-то момент начинает желать большего, о том, что верховная власть начинает опасаться этого еще прежде, чем приходит опасность. О том, что религиозные различия не мешают воевать, поскольку интересы выше любых идеалов... О многом, интересном для тех самых взрослых, серебряных стрелков, о которых написала берлинская газета.
Валленштейн, как известно, шага не делал без астрологов, которые, надо отдать им должное, никогда не обманывали его. Другое дело, предупреждение о скорой опасности приходит слишком поздно, за несколько минут до убийства...
Штайн не старается сделать красиво, какие-то сцены как будто бы проговаривает на ходу. Но за десять часов все-таки было несколько надолго запоминающихся сцен. Одна из них – когда сцена вдруг становится пустой, освобождаясь от этих бесчисленных деталей «конструктора», и, можно сказать, в пустыне стоит одинокий Валленштейн, распахивает руки, как будто пытается взлететь, выскочить из ситуации, которая становится для него безвыходной. Но выхода нет. Стоит в луче света... И вдруг выходят солдаты, белым светом озаряются квадратные блоки за его спиной, и на секунду в глазах его поселяется не страх, но сомнение: его это солдаты? Или – против него? Пока... его.
Фортуна, увы, изменчива. А Валленштейн, которому всю жизнь везло, к этой перемене не приготовился.
Берлин–Москва
