Делай как должно

Гостеприимный посол.
Фото Фреда Гринберга (НГ-фото)

-Господин посол, как получилось, что вы, популярный певец и композитор, стали чиновником?

– У меня характер такой. Я по натуре человек общественный. Например, я был командиром октябрят в классе, по пионерской линии я выдвинулся на уровень всей школы – стал председателем совета дружины. А потом в течение трех лет был секретарем комсомольской организации. И директор выделил мне закуток в коридоре, оградил его стеклянными стенами, поставил туда стол и предмет моей особой гордости – сейф. Так у меня появился первый кабинет!

– Что вы хранили в сейфе?

– Печать и комсомольские ведомости.

– Мечтали о карьере партработника?

– Нет, что вы! Кто в те годы о карьере думал?! Мне просто нравилось быть в центре общественной жизни. У меня всегда были задатки вожака, я любил верховодить. И во дворе тоже атаманил.

– Дрались?

– А как же? Двор на двор и улица на улицу. Я получил такую закалку, что иногда могу нерадивому подчиненному сказать: «Знаешь, дорогой, я не только вежливо умею говорить. Могу и покрепче выразиться». Еще я состоял в велосипедной ватаге. Велосипеды тогда были редкостью, и мне папа привез из Москвы «Орленок». Я на нем так лихачил по Баку! Мотоциклов тогда не было, а вот велогруппа была. А еще мы сзади цеплялись за трамвай и ехали по городу. Тоже был особый шик и особый драйв. Но это было в детстве. Со временем я остепенился.

– Расскажите, пожалуйста, о вашем отце, великом Бюль-Бюле?

– Может быть, неудобно высокопарно говорить о своем отце, но он был удивительным человеком и выдающимся музыкантом. В 1928 году он уехал учиться в Италию, это случилось в эпоху «железного занавеса». Можете себе представить? Но у него было такое желание учиться итальянскому пению, что помешать этому ничего не могло. Причем за несколько лет до этого он уже был в Италии в качестве туриста. Как он сам говорил, пришлось продать золотые вещи ради этой поездки. Папа был очень популярным певцом не только в Азербайджане, но и во всем Закавказье. И когда в свой первый приезд в Европу он показался известным педагогам, те стали его отговаривать: «Что же вы из такого уникального певца хотите стать рядовым европейским тенором?» Но идея синтеза восточного пения и классической итальянской вокальной школы настолько захватила отца, что он настойчиво пробивался через все препоны, существовавшие в СССР, и поехал-таки учиться в Италию на два года. Но двух лет оказалось недостаточно, и тогда папа обратился с личным письмом к Сталину. Тот разрешил ему остаться в Италии еще на два года, и до 32-го года папа там учился и стажировался в театре «Ла Скала». Вернувшись в Баку, стал солистом оперного театра, хотя его возвращение не было воспринято с восторгом: националистически настроенные круги протестовали против европейских «примесей» в азербайджанской культуре. Но отец преодолел этот не самый радостный период существования на родине, и в итоге стал основателем азербайджанской профессиональной вокальной школы пения, которая вобрала в себя и национальное мугамное пение, и классическое оперное искусство Запада.

Ну а народ, обычные зрители всегда очень любили отца – у него был великолепный голос, он одинаково хорошо пел как народные песни, так и классику, и практически до конца дней пел в оперном театре ведущие партии. Кстати, он был обласкан и местной властью, и всесоюзной и любим массами. Такое редко бывает. Но, слава Богу, что с моим отцом было именно так.

– Вы понимали, в каком окружении росли?

– Нет, конечно. В детстве у человека есть папа и мама. Отец был очень гостеприимным, и у нас постоянно собирались люди. Дом походил на нечто вроде музыкального клуба.

– Но с годами, очевидно, пришло понимание того, что вы – не обычный дворовый мальчик, а сын выдающегося человека?

– Видимо, со временем я это осознал. Ведь у нас в гостях бывали Фикрет Амиров и Кара Караев, Ниязи и Рашид Бейбутов, Тофик Кулиев, Ольга Лепешинская, Давид Ойстрах. Когда они приезжали после концерта, для них накрывался большой стол, произносились блестящие тосты, конечно же, велись интересные беседы. И это были первые мои университеты.

– Вас муштровали в детстве? Насколько я знаю, вы учились в музыкальной школе по классу фортепиано.

– Не могу сказать, что мне очень нравилось сутками играть гаммы. Но я понимал, что это нужно. Хотя, несмотря на всю мою ответственность, родителям пришлось все-таки взять мне репетитора, так как я не проводил за инструментом должное количество времени.

– Многие дети известных родителей ведут себя весьма своенравно. Ксения Собчак мне в интервью рассказывала, что была очень непослушной девочкой.

– Я в отличие от Ксюши был послушным мальчиком (смеется). У меня очень строгая мама. А к Анатолию Собчаку, с которым мы были знакомы, я отношусь с большим уважением. И когда он стал мэром Санкт-Петербурга, то первым принял решение об установке в Северной столице России памятника нашему великому поэту Низами. К сожалению, осуществилось все это через 11 лет, уже после смерти Собчака. Памятник открывали Владимир Путин, Гейдар Алиев, министр культуры России Михаил Швыдкой и я.

Мы не раз встречались с Анатолием Собчаком и в Питере, и в Москве. Это был удивительно интересный человек. Мы много разговаривали о том, что происходит со страной, обсуждали ее состояние после развала СССР┘ Нам всегда было о чем поговорить! И сегодня я могу сказать совершенно определенно: это очень яркий человек. Не хочется говорить о нем в прошедшем времени.

– Как относитесь сегодня к распаду СССР?

– Все империи рано или поздно распадаются. Кстати, азербайджанцы – это одна из разделенных наций. Когда Россия и Персия воевали, у нас «чубы трещали», в результате войны часть, причем немаленькая, проживает в Иране, а часть – в сегодняшнем Азербайджане.

– Я помню вас на эстрадном советском Олимпе: вы были стройным лучезарным юношей и, пританцовывая, пели замечательную песню «Позвони»┘

– Ой, было такое! А тогда ведь не разрешали двигаться. Но мне хотелось – и я танцевал! И поклонниц у меня было(машет рукой)... особенно если учесть, какая огромная была тогда страна, где я жил и пел.

– Маленькой девочкой я тоже была в вас влюблена.

– А сейчас уже не влюблены?

– Скажите, господин посол, вы окончили Бакинскую консерваторию?

– Да, бакинскую. Я получил очень хорошее консерваторское образование, я ученик Кара Караева. А Кара Караев – ученик Дмитрия Шостаковича. Поэтому по линии музыкальной – я внук Шостаковича (смеется). Кстати, недавно состоялась премьера моего балета – и в Мариинке, и в Большом. Так что даже через столько лет благодаря школе Кара Караева я еще владею композиторским ремеслом (улыбается). К нему стекались ученики со всего мира! Я, например, знаю, что Владимир Шаинский специально приехал из Москвы в Баку, чтобы поступить на курс к Кара Караеву.

А на эстраду я попал в 1965 году, и – пошло-поехало!

– Голова не закружилась?

– Нет, как видите. Тогда столицей СССР была Москва – там были лучшие оркестры, звукозаписывающие фирмы, радио, телевидение. Мне приходилось сначала жить в гостиницах, потом снимать квартиру. А с 1973 года по 1986-й я практически стал жителем Москвы, хотя юридически всегда был прописан в Баку и никогда не собирался навсегда покидать Родину. Я всегда был и буду бакинцем.

– И как вам, лицу кавказской национальности, жилось в Москве?

– Очень хорошо! Тогда же у нас у всех была одна страна, и неприязни к себе я не ощущал. Обзавелся друзьями┘ Я контактный человек и могу жить где угодно.

– Так как же все-таки получилось, что вы стали чиновником?

– Постепенно. Я руководил коллективами, стал директором филармонии, а затем уже и министром культуры. Почему я пошел на это? Мне было уже 42 года. Накопилась усталость от гастролей. Мы ведь много гастролировали в советское время. Тогда не было лимузинов, бизнес-классов. К разряду VIP относились только депутаты. А мы, известные, вынуждены были петь и иногда по нескольку концертов в день – живьем! – чтобы заработать для музыкантов. У них была мизерная зарплата, а коллектив содержать было необходимо. Я лично неплохо зарабатывал, и мне зачастую эти гастроли были не нужны, но вот ради своего коллектива приходилось постоянно выступать.

Министром культуры меня назначили в 1988 году, в самые трудные для СССР и для Азербайджанской Республики годы. Страшное и неспокойное было время...

– Быть директором филармонии или министром культуры престижнее, чем просто певцом и композитором?

– Я был известным на всю страну человеком, меня с удовольствием принимали секретари обкомов и горкомов. Я довольно много вращался на уровне политической элиты. В Ставрополе я познакомился с Михаилом Горбачевым. Раиса Максимовна была на моем концерте. А в Свердловске познакомился с Борисом Ельциным. Тогда было принято, что известных гастролеров принимали местные власти. Недостатка во внимании я не испытывал. Наоборот, пойти на административную должность для меня было равнозначно тому, что оказаться в замкнутом пространстве. Надо было кому-то подчиняться. А я этого не люблю. Я рано стал самостоятельным человеком. Мой отец умер, когда мне было 16 лет, и я привык сам принимать решения и сам проводить их в жизнь. Хотя умею и прислушиваться к чужим советам.

– Вы в гневе страшны?

– Лучше не попадаться мне под горячую руку.

– Вы попали на административную должность, когда начался шум вокруг Нагорного Карабаха?

– Да, начались провокации! И, как любого азербайджанца, меня это по-человечески очень задевало. Мой папа из Карабаха, из Шуши. (Кстати, в Азербайджане все самые известные музыканты, певцы имеют карабахские корни.) Ни один азербайджанец не может быть равнодушен к этой проблеме. В 1988 году на площади Свободы начались митинги, где собиралось до миллиона людей. Эти события вызывали у населения бурю негодований. Хотя нам тогда в СССР казалось, что трагического не может быть. Не верилось, что одна республика может выступить против другой и претендовать на часть ее территории. Казалось, что сейчас приедут какие-то дядечки из центра и все проблемы мгновенно разрешатся. Люди ходили по улицам и говорили: «Ну, не может же такого быть, ну, отрегулируется это все».

Тогда не понимали слова «сепаратизм». Сейчас у меня есть твердая убежденность, что без активного участия России карабахскую проблему не решить. А мне вдвойне небезразлична судьба города, где родился мой отец и похоронены мои предки. Вы можете поехать на могилу своего дедушки?

– Безусловно.

– А я не могу. Вот мой дедушка в Шуше похоронен, а эта территория оккупирована. Разве это нормально? Мы же не в XIII, а в XXI веке живем. Надо уметь быть мудрыми.

– Вы легко согласились быть послом Азербайджана в Москве?

– Не то что легко – я очень обрадовался. К тому же у меня большой опыт административной работы, если считать беспорядки 90-х, ввод советских войск в Баку, потом восемь месяцев чрезвычайного положения, когда не функционировало ни одно культурное учреждение в Баку. Я даже собирался подавать в суд на Министерство обороны СССР. Мне, конечно, этого не позволили. Так что в тот период каждый год шел за три. А после развала Советского Союза, в 92-м, началась анархия, революция за революцией, пока страной опять не стал управлять Гейдар Алиев. И я, честно говоря, очень устал. Работал без отпусков, без выходных. Не жил, а выживал.

– Как и вся культура на постсоветском пространстве┘

– Конечно, потому что более 70 лет люди привыкли получать от государства все! И вдруг человеку предложили пойти и заработать самому, а при этом вокруг вся инфраструктура разрушена. Куда ему идти-то? Ситуация катастрофическая! И уже не до культуры. Но я могу с гордостью сказать, что мне удалось многое сохранить и даже увеличить количество театров в Азербайджане!

– Во время перестройки многие композиторы, актеры стали министрами культуры – Раймонд Паулс, вы, Николай Губенко, Юрий Соломин.

– Я оказался самым «долгоиграющим» министром – выдержал целых 18 лет! Думаю, что пора записываться в Книгу рекордов Гиннесса.

– Ваши предпочтения в области русской культуры: какую музыку любите, какую литературу?

– Во-первых, я учился на русском языке и прекрасно знаю и люблю такие вещи, как «Васек Трубачев и его товарищи», «Тимур и его команда»┘ Моей любимой книгой долгое время оставался роман Вениамина Каверина «Два капитана». Потом я любил перечитывать Льва Толстого, особенно «Войну и мир», «Анну Каренину». Я уже не говорю о школьной программе... Кто из нас забыл «У лукоморья дуб зеленый┘»? (Смеется.) А самиздатовскую литературу даже переписывали, того же Солженицына «В круге первом»┘ А в музыке – как можно не любить Римского-Корсакова, Чайковского, Глинку, Бородина? Это же целый мир!

– Путешествовать любите?

– Да, особенно люблю ездить по Азербайджану. Раньше очень нравилось скакать по горам на коне, это мне передалось от папы. Потом, когда выяснилось, что с позвоночником неладно, – пришлось от этого отказаться. Честно скажу: я автомобильный фанат... Могу проехать за раз более тысячи километров. За рулем я отдыхаю.

– В Москве сами машину водите?

– Прекрасно здесь ориентируюсь!

– Не боитесь? В России кто не любит быстрой езды, да еще и без правил?

– Знали бы вы, какие представления о правилах дорожного движения у нас в Азербайджане┘ (Смеется.)

- Какая у вас машина?

– Личная – джип «БМВ», Х-5-й, а служебная – большой «Мерседес».

– Ваше кредо?

– Есть слова, которые приписывают римским легионерам, но я прочитал это у Толстого: делай как должно, а там будь что будет. У меня нет чувства страха, поэтому я всегда придерживаюсь в жизни этого правила. А вообще я очень самодостаточный человек и никогда ни за одно кресло не держался.

– Роскошь любите?

– Люблю хорошие машины. Колец и всевозможных драгоценных украшений я не ношу. В бриллиантах ничего не понимаю, всякие караты-мараты – для меня это темный лес. Я не выпендриваюсь – могу надеть джинсы, курточку и пойти гулять по городу.

– И последний вопрос. Ваши намерения, планы как Чрезвычайного и Полномочного Посла Азербайджана в России?

– Планы очень большие. Ведь посол представляет страну, народ и своего президента. У Азербайджана всегда было стремление иметь с Россией добрососедские, дружеские стратегические отношения. Будем расширять наши взаимодействия.