Либо свой, либо чужой

Законодательное собрание западноиндийского штата Гуджарат 19 сентября текущего года приняло поправку к закону о свободе вероисповедания, регулирующего порядок перехода из одной религии в другую. Новая редакция закона, в частности, разъясняет, кто с юридической точки зрения считается в штате «индусом». В частности, к индусам, помимо собственно последователей индуизма, оказались отнесены буддисты и джайны. Поправка подлила масла в огонь неутихающих споров о праве государства вторгаться в такую деликатную сферу, как религия, о проблеме миссионерства и смены вероисповедания.

Обращение к современной индийской истории помогает лучше понять как смысл «гуджаратской поправки», так и суть дискуссии, вспыхнувшей после ее одобрения. Еще в преддверии обретения Индией независимости в 1947 г. национальные лидеры поняли, что религия не может быть сугубо личным делом человека. Глава «Индийского национального конгресса» Джавахарлал Неру утверждал, что из-за предоставления религиозным общинам квот при выборах в органы власти переход индусов в ислам или христианство приобретает политическое значение и «вызывает возмущение».

Упомянутая Неру куриальная система выборов поэтапно вводилась британскими колониальными властями с конца XIX века. Обретение Индией независимости привело к демонтированию этой системы как «недемократической» и «несветской», однако демонтаж был неполным.

До 1947 г. места в парламентах штатов закреплялись за всеми религиозными общинами с таким расчетом, чтобы обеспечить стабильное присутствие во власти представителей мусульманского, христианского и других религиозных меньшинств. В независимой Индии такого рода квоты на общегосударственном уровне были отменены. Но при этом старые «правила» по-прежнему действовали в некоторых штатах, а на общенациональном уровне были сохранены квоты для каст и племен, занесенных в специальные списки.

Эти категории граждан в действительности определялись все по тому же религиозному принципу. Например, англо-индийцы, происходившие от смешанных браков между европейцами и индийцами, были, как правило, христианами (протестантами или католиками). Что касается так называемых «списочных каст», то, согласно Уложению 1950 года, к ним были отнесены индусы, сикхи и буддисты.

Почему к «представителям каст» отнесены буддисты и сикхи, но не отнесены мусульмане и христиане? Причина такой «несправедливости» кроется в том, что религиозные общины в Индии делятся по своему происхождению на «свадеши», то есть «свои», индийские, и «видеши», «чужие», иностранные. Оппозиция «свадеши – видеши», востребованная и в современной индийской политике, во многом объясняет как узкую трактовку термина «каста» в Уложении 1950 г., так и широкую трактовку термина «индус» в новой поправке к гуджаратскому закону о свободе вероисповедания.

Зачем же понадобилось гуджаратским законодателям принимать поправку? 25-я статья Конституции Индии закрепляет за гражданами право свободно исповедовать любую религию, отправлять религиозные обряды и вести религиозную пропаганду при условии, если реализация этого права не нарушит общественный порядок и мораль. Эта формулировка подверглась критике еще при обсуждении проекта Конституции, а ряд законодателей требовал уточнить содержание терминов и методы реализации этого права. Эти замечания не были учтены, что дало властям возможность широко трактовать данную статью Основного закона страны.

Уже в начале 1960-х гг. в Министерстве внутренних дел Индии иностранных миссионеров рассматривали как «угрозу общественному порядку в Индии». Основываясь на том, что миссионеры якобы обращают в свою веру «путем подкупа и обмана», исполнительная власть сначала ужесточила для них визовый режим, а затем вообще отказала в виде на жительство. В это же время в парламенте рассматривались законопроекты, направленные на предотвращение перехода представителей низших каст или этнических меньшинств в «чужие», неиндийские религии по нерелигиозным причинам (улучшение экономического положения и т.п.). Примечательно, что автором первого такого законопроекта выступил представитель светской политической партии «Индийский национальный конгресс».

В парламенте этим законопроектам не удалось набрать достаточного числа голосов, но такого рода инициативы имели успех в пяти штатах. Речь идет о законах о свободе вероисповедания, принятых в Ориссе (1967 г.), Мадхья-Прадеше (1968 г., поправка к закону принята 25 июля 2006 г.), Аруначал-Прадеше (1978 г.) и Гуджарате (2003 г.), а также о законе о запрете принудительного обращения в Тамилнаде (2002 г.). Для всех этих законов общими являются следующие моменты.

Во-первых, все лица, собирающиеся принять другую религию, должны сообщить об этом местным властям, в противном случае им грозит штраф. Во-вторых, все лица, пытающиеся обратить в свою религию других «посредством обмана, мошенничества и обольщения», наказываются тюремным заключением или штрафом.

В-третьих, наказание для обратившего возрастает, если обращенный принадлежит к низшей касте, является женщиной или несовершеннолетним. Совершенно понятно, что принятые в пяти штатах законы направлены на разрыв связей между индийскими религиозными организациями и зарубежными центрами, на установление контроля над миссионерами и усложнение процедуры перехода из одной религии в другую.

Такие законы «о свободе религии» полностью укладываются в систему «свадеши – видеши». По логике сторонников этой системы, факты обращения в «чужую» религию разрушительно влияют на традиционные структуры (например, семью, касту), имеют политический подтекст и проводятся спорными методами.

Подобный подход совмещает в себе и современные, и традиционные представления. С одной стороны, он подчеркивает культурное единство индийской нации, с другой – вероятность «тотальности» смены религиозных убеждений, ведущей к полной смене идентичности обращенного, в том числе национальной и политической. В такой трактовке свобода вероисповедания становится безальтернативной: либо «свадеши», либо «видеши». Либо «свой», либо «чужой».