О чем думают наши вещи

Котенку игра – забава, а каково быть объектом его внимания бедным тапочкам? Фото Dreamstime/PhotoXPress.ru

Жизнь рубашки

Ее долго выбирали в магазине и принесли домой в звонко шелестящем пакете. Сначала она была рубашкой для торжественного случая. Это как жена выходного дня: видят редко, но любят каждый раз по-праздничному. Каждый выход в свет начинался для рубашки с горячих поцелуев утюга, а затем она попадала в объятия нарядного галстука…

Потом ее жизнь превратилась в повседневную, что было несколько более утомительно, но тоже неплохо. Ее носили день или два, а потом она коротала время до стирки в тазу, чтобы весело закружиться в барабане стиральной машины и повиснуть, расслабившись, на веревке, мечтая о встрече со старым знакомцем – утюгом.

А потом она стала рубашкой дачной. Ее надевали по всякому поводу, носили по несколько дней, не обращая внимания на появившиеся пятна и потертости. Но время после стирки на бельевой веревке в саду проходило весело в обществе солнца, ветерка, присевших отдохнуть по дороге откуда-то и куда-то птичек и соседних кустов, до которых рубашке, в общем-то, не было никакого дела.

И, наконец, она состарилась и стала половой тряпкой на пенсии. Жить можно, да и в ведре с водой ее купали чуть ли не дважды в день. Все-таки у каждого возраста есть свои прелести!

Уважаемые трусы

Некоторые гордятся своей формой, красотой отделки, лоском, внешним видом – трусы же гордились своим содержимым. Они считали себя достойным этого содержания, а его – самой важной частью тела, которую нужно защищать и содержать в тепле и неге. Это была их обязанность, и они верили в свою почетную миссию. И трусам было очень обидно, что в самый ответственный момент, когда их внутреннее содержание испытывало необычайный творческий подъем, их снимали, отбрасывали в сторону, смешивали в кучу с прочей смятой одеждой, а потом и вовсе отправляли в стиральную машину, отлучая на время от почетной и ответственной службы. Но в этом была суровая правда жизни, а потому трусы, отглаженные, умиротворенные, вернувшись на свое законное место, снова были готовы самоотверженно оберегать доверенное им от срама и пыли, бережно хранить то, что они считали своей собственностью. Все-таки быть всегда на страже чьих-то интересов – это то, что прибавляет самоуважение и что всегда в цене!

Раз надел шляпу, изволь ей соответствовать! Фото с сайта freepik.com

Многие соседи по жизни считали их существом приземленным. Тапочки и в самом деле твердо стояли на своем. На земле. На полу. То есть не только стояли, но иногда и шаркали по паркету, скользили по плиткам ванной комнаты, но это всегда была хорошая опора. А хорошая опора – прочный фундамент для жизни всякого разумного существа, даже если это только домашние тапочки.

Братьями они были или сестрами – трудно сказать. Наверное, все-таки сестрами, поскольку жили с людьми, а на человеческом языке «тапочка» – женского рода. А раз одна женского рода, то и вторая тоже?

Они были очень дружны друг с другом и всегда ходили парой. Отличались они только именами – Правая и Левая – и тем, что Правая стаптывалась почему-то быстрее Левой. Хозяйка тапочек этого не замечала, поскольку редко опускалась до того, чтобы рассматривать то, что у нее под ногами или на ногах. Она была особой пожилой, к тому же несколько рассеянной и даже путала временами Правую тапочку с Левой. Но тапочки на нее не обижались. К тому же всегда интересно почувствовать себя на месте другого!

Тапочки были сугубо домашними существами. Их надевали, возвращаясь домой, а уличные ботинки дальше порога не пускали, несмотря на все их желание посмотреть: что же там такого особенного? Это вечно было поводом для обид, но тапочки-то тут при чем?

Трудно приходилось тапочкам, только когда приезжал маленький хозяйский внук. Тогда тапочки моментально превращались в океанские корабли и долго плавали по ковру в большой комнате, нагруженные солдатиками и еще чем-то острым и колющим, общение с которым противопоказано мягким по характеру домашним тапкам! Правда, это случалось не так уж часто, а ради атмосферы в доме можно и потерпеть…

Сказки великого Ганса Христиана влияют на наше мировосприятие.  Иллюстрация И. Вышинского к сказке Г.Х. Андерсена «Дикие лебеди»

Тапочку долго мыли в ведре со стиральным порошком, но запах все-таки сохранился. И тапочки отправились в мусорное ведро! Обе. Это было ужасно несправедливо: ведь по всем мыслимым и немыслимым законам туда должен был отправиться серый Пушок! Но разве в этом мире, где правит кумовство, осталось место для справедливости?

Дело в шляпе

Шляпа – это звучит гордо! Так, во всяком случае, думала она сама. И в самом деле: разве чем-то нелепым или никчемным венчают голову такого солидного и самодовольного существа, как мужчина? Точнее: как «всего-навсего» мужчина! Потому что про женщин шляпа и думать боялась, помнила свой суеверный ужас, испытанный когда-то на прилавке – а вдруг не выберут? Не купят? А если еще и поморщатся?

Шляпа со снисходительностью позволяла к себе прикасаться. Руки хозяина еще ласково щекотали, губы сдували с нее пылинки, а грубоватая щекотка платяной щетки заставляла терпеливо поеживаться и верить в чистоту ее намерений… К своим дальним родственникам – к беретам, кепкам, шапкам-ушанкам, а тем более косынкам и пуховым платкам шляпа относилась с известной долей снисходительности и даже с некоторой иронией. Некоторое уважение она испытывала только к дальнему родственнику – старинному воинскому шлему, но, признаться, не была с ним даже знакома и видела только на картинке…

А вот некоторые человеческие выражения ее раздражали: «Эй ты, шляпа!» или «Опять все прошляпил!». Это что же? В чьем-то ротозействе шляпа виновата? Хотя к некоторым человеческим замечаниям она относилась с сочувствием, например к замечанию: «А еще шляпу надел!». Действительно: раз надел шляпу, так изволь ей соответствовать!

Нужно признаться, что шляпу волновало ее будущее. Что будет, когда она выйдет из моды? Или когда эти оскорбительные для каждой шляпы гуляния под дождем и снегом сделают свое черное дело, и ее щеголеватый вид останется только в воспоминаниях?

Но если это случится – что тогда? Перебазироваться на голову соломенного чучела на дачном огороде? А то и вовсе стать основой для птичьего гнезда, закрепленного между сучьями березы, растущей на краю соседней рощи? Хотя в этом все-таки что-то есть: послужить домом, пусть и временным, для целого семейства, как ни крути, а очень почетно. Хотя от галдящих весь день птенцов не то что шляпа, но и принадлежащая ей когда-то хозяйская голова разболится!

Но о своем будущем шляпа предпочитала не думать. Тем более если голова ей волею случая доставалась приличная. Зачем заранее беспокоиться? Да и вообще недаром же какой-то писатель обмолвился в одном из романов: «Все дело в шляпе!». А в чем же еще, позвольте вас спросить?