Сергей Шаргунов Какой Некрасов?
Он, казалось бы, детский. Инфантильный, трогательный, ясный, притчевый┘
Между тем в школьные годы я не понял Николая Алексеевича Некрасова. И, помню, мои одноклассники и приятели не любили его. Глаз и слух резали все эти сюсюкающие нотки, плаксивые причитания, все эти длинноты известной поэмы, которые уже тогда без четких формулировок, но ощущались как лубочные. Даже «Мороз, Красный нос» читался как-то диковато. Еще я не понимал грубую, словно топором нацарапанную на стене барака, некрасовскую гражданскую лирику.
Почему?
Связано ли это с сознанием барчука, генеральского отпрыска Вани, который недоумевает под россказни приставучего попутчика во время путешествия по железной дороге?
Отчасти да. Социальная проблематика в том возрасте воспринималась отчужденно. Но главное не в этом.
Некрасов действительно детский. Детский, но по-странному. По взрослому детский. Я полюбил Некрасова, когда начал пить водку.
Некрасов и сам пивал водку. Был он «сын покойного Алеши», как заметил Маяковский, одной этой побратимской фразой передав некрасовский дух – шансона. Герои Некрасова – это народ, дети бедняков, босяки, те, кто солнцем палим и находит в том религиозное отдохновение. Все эти замученные герои – это один человек, Некрасов, и это один народ – пьющий, поющий, летящий сквозь снегопад на санях или в «бумере», бредущий под желтым солнцем, все прощая и со всеми воюя.
Жгучесть некрасовских сюжетов не для хрупкого ума пятиклассника. Это инфантилизм человека, хлебнувшего и горя, и спирта через край. Требуется простота картинок, оценок, красок. «Ни звука из ее груди,/ Лишь бич свистал, играя,/ И музе я сказал: «Гляди!/ Сестра твоя родная»┘»
Эта зарисовка избиения молодой крестьянки сильна именно пошлой моралью. Сладкой не как сахарная вата, а как утоляющий боль спирт. Мораль крестьянская: простой черно-белый вывод, – таков Некрасов, таков, во многом, Есенин, таковы все блатные и лагерные песни. Таков любимый народом певец Михаил Круг.
Выдь на Волгу – чей стон раздается?
Кто и что стонет? Стонет народ народные песни. Поют новые бурлаки. Нищие или в хорошем прикиде, но нищие духом, для кого через предельную ясность открывается неизъяснимое. Несказанный свет┘ Ночи, полные огня┘
Дело не в толщине кошелька. Сам Некрасов был сыном нещадного эксплуататора, что его особенно ранило. Дело в дороге жизни. Дорога пахаря, кандального, машиниста. И еще вопрос в бренности бытия. Это русский экзистенциализм, где гражданственность или «понятия» только повод, который заставляет идти под пулю и в кандалы. «Не для того же пахал он и сеял,/ Чтобы нас ветер осенний развеял?..» – спрашивает Некрасов про вечного трудягу.
Когда поэта хоронили, кто-то у могилы говорил, что умер новый Пушкин. «Больше Пушкина!» – закричали из толпы.
Смешной и честный крик. В стиле творчества Михаила Круга.
