Кем бы он был сейчас?

Оскал новых русских волков...
Ли Бонтеку. Без названия. 1961. Музей американского искусства Уитни, Нью-Йорк

Кем бы был Гагарин? Увы, как и изобретатель чудного автомата Калашников, мог бы украшать официозные приемы и возглавить комитет Госдумы по туризму и спорту.

А вот Высоцкий? В его голосе – страдание. Ведь именно поэтому никому не удается удачно перепеть его песни, а получается одно неприличие. Человек, который свою тайну унес в могилу. Тайну воздействия и обаяния.

В дорогу – живо! Или в гроб
ложись!
Да, выбор небогатый перед
нами.
Нас обрекли на медленную
жизнь –
Мы к ней для верности
прикованы цепями.

А кое-кто поверил второпях –
Поверил без оглядки,
бестолково, –
Но разве это жизнь –
когда в цепях,
Но разве это выбор –
если скован.

Высоцкий, тот, который каждого мог заставить почувствовать себя человеком, потому что артистично и природно влезал в чужие шкуры, тот, который рычал: «А люди справедливости хотели», и это недостижимая справедливость на той дороге жизни, которая в его песнях как одна агония – по-над пропастью, или под водой, где удушье, или в лесу густом с бабами-ягами. Высоцкий с его обезоруживающим юмором. С его детской честностью, где есть честь, дружба, долг, любовь (кто так мог влюбленных воспеть?), и к этим словам не подкопаешься, потому что в его песнях они не звучат, а прямо действуют. Когда Высоцкий поет о подвиге – этот подвиг совершается на самом деле.

Высоцкого не приняли в Союз писателей. Можно упрекнуть его тексты в том, что они часто идут не от магии слов, а от какой-то идеи. Но такой упрек тает под обаянием, рядом с эстетической цельностью его песен. Есть такие редкие писатели, чей чистый максимализм вдохновляет и пьянит настолько, что в решающие минуты ты оглядываешься на них.

Высоцкий, который смог в весьма узкие времена сохранить полноводную свободу личности и быть таким, каким хотел┘ Кем бы он был при его остром восприятии жизни людей, народа, истории России, при его актуальном нерве и жажде правды?

Вероятно, он бы приветствовал перестройку. Вряд ли бы одобрил ГКЧП. Я легко представляю Высоцкого, поющего на августовских баррикадах 91-го. Он бы искренне думал, что его песня рвется наперерез танкам. Наверняка он бы ощутил разочарование, раздерганность, опустошение и тоску от того, что принято называть «реформами» или «эпохой 90-х». Выступил бы он четко и внятно на одном из полюсов в те годы – бог весть. Думаю, он бы говорил и пел о бездомных, о стариках, торгующих орденами, об отравленных водкой, о молодых братках, стреляющих друг друга по России, о кичливых господах жизни. Очевидно, он бы остро воспринял войну в Чечне, возможно, бы поехал туда, к солдатам. На этом изломе Высоцкий мог бы поддержать кого угодно – крайних либералов или радикальных коммунистов┘ Он мог бы стать эстрадной звездой, а мог бы затеряться, уйти в нечто вроде шансона, связаться со странными криминальными ребятами и погибнуть тогда.

Природная честность могла убить его именно в это время слома, когда при всей своей социальной жертвенности он бы обжигался о бесконечные варианты выбора и невозможность принять ни один.

Возможно, Высоцкий изначально бы с благородной отчужденностью, с юморком отнесся к перестроечной суете и суматохе. Как внутренний эмигрант, независимая личность. «Пусть впереди – большие перемены. Я это никогда не полюблю!» И хотя фраза про перемены означает, по-моему, лишь то, что перечисленную сумму «нелюбимого» он будет не любить при любых обстоятельствах, он пел отчетливо: «В восторженность не верю┘». Такая отстраненность была у внешних эмигрантов Максимова, Зиновьева, Синявского, которые в 80-е судили обо всем спокойно и одиноко на фоне горлопанящих о либеральном расцвете вчерашних верных коммунистов от искусства, а в ранние 90-е произносили диковинные тогда диагнозы, которые нынче сделались, прости, читатель, трендом.

Если бы он выжил в 90-е, он угодил бы в нулевые годы. Стал бы он судействовать в ТВ-шоу «Звезды на льду»? Встречался бы, как Б.Г., с Владиславом Сурковым? Принял бы орден «За заслуги перед Отечеством»? Сделался бы, как Розенбаум, депутатом фракции ЕР и снялся бы в фильме депутата фракции ЕР Говорухина?

Думаю, тут бы было два сценария. Один – предельная пепельная усталость. Верность творчеству и способность махнуть рукой на любые власти, доживать свой век мирно и равнодушно к ходячим миражам «сильных мира сего» и хранить вежливый вид. А могло быть активное неприятие. «Я не люблю уверенности сытой. Уж лучше пусть откажут тормоза┘» – это про наше время, про излишне уверенных и чрезмерно подлых, кого еще выплюнет история. Его бы звали к себе большие люди, чтоб он им пел «Охоту на волков». Но наверняка он спел бы и про новых волков.

В конце концов неважно, чем бы был занят сейчас Высоцкий. Вне времени, вне истории, вне условностей и самоутешений есть его голос, и в голосе этом живет масштабный ответ на мучительный вопрос, как надо поступать. Ответ, смысл которого всегда так прост, когда времена упрощаются:

И рано нас равнять
с болотной слизью –
Мы гнезд себе на гнили
не совьем!
Мы не умрем мучительною 
жизнью –
Мы лучше верной смертью
оживем!

(Продолжение темы на стр. 9)