На фото Игуменья Ксения (Чернега). Фото фонда «Росконгресс»
В последнее время руководитель правового управления Московской патриархии игуменья Ксения (Чернега) часто появляется в Государственной думе, чтобы помогать депутатам в подготовке законов, направленных на защиту духовно-нравственных ценностей. Как передает ТАСС, в рамках этой экспертной работы представитель РПЦ заявила парламентариям, что религиозные организации также нуждаются в защите – но уже от излишнего контроля со стороны государства.
«В советское время вопросы взаимодействия с религиозными объединениями были возложены исключительно на Совет по делам религий, который грубо вмешивался в деятельность религиозных объединений, – отметила игуменья на одном из недавних думских мероприятий. – Есть обоснованное опасение, что даже ограниченное возрождение функций этого совета приведет к монополизации одним государственным органом контактов с религиозными объединениями». Чернега предложила другим общинам брать пример с РПЦ и «консолидированно противостоять» подобным попыткам. Она напомнила, что инициатива создания подобного органа продвигается «на протяжении ряда лет с известной настойчивостью», и привела в качестве свежих примеров действия законодательных и исполнительных властей Дагестана и Луганской народной республики. Продвигается идея и на более высоком уровне, но, по словам Чернеги, все эти посягательства на автономию церкви пресекались «благодаря личному вмешательству» патриарха Кирилла.
Такая подспудная работа с властями разных уровней, похоже, в публичном поле давала о себе знать в выступлениях главы РПЦ. Патриарх в указанные несколько лет регулярно вспоминал о деструктивной роли советской политики в отношении религий, поминал и уполномоченных советского Совмина. Вместе с тем он неоднократно и последовательно высказывал идею недопустимости вообще любого контроля государства над церковной сферой. Не делал исключения ни для империи Романовых, ни для предшествовавшего ей Московского царства. Патриарх рассказывал и о намерении императора Александра I назначить масона обер-прокурором Святейшего правительствующего синода, и настаивал на том, что митрополита Филиппа (Колычева) замучил Иван Грозный, тиранивший свой православный народ.
Может быть, параллели с диктатом государства, основанного на идее помазанника Божия, звучат даже актуальнее. В императорские времена монархия осуществляла обер-прокурорский надзор над духовенством в чем-то пристальнее и пристрастнее, чем советские уполномоченные по делам религий. В СССР госорганы прежде всего строили препоны между религией и гражданами, не будучи внутренне заинтересованными в том, чтобы определять кредо верующих. А во времена православного самодержавия монархи напрямую указывали священнослужителям, как им осуществлять служение, и даже вторгались в сакралитет. Обер-прокурор Победоносцев – тому яркий пример.
Сегодня представители разных ветвей власти словно соревнуются в том, чтобы определить содержание и формы следования духовно-нравственным ценностям. А религиозным организациям, и прежде всего Московскому патриархату, хотелось бы сохранить свою ведущую роль блюстителей традиционной духовности. В усилении надзора государственных органов они не без оснований видят попытки лишить духовенство его прерогативы. Если отношения церкви и чиновников еще и формализуют, то роль священнослужителей сведется к сугубой обрядовости. Новый контроль аккумулирует в себе и монархический, и советский опыт подчинения церкви государству. Наверное, поэтому патриарх Кирилл с его незаурядным знанием жизни регулярно напоминает верующим, что надо ценить нынешний наивысший уровень свободы церкви, но при этом быть готовыми к тому, что времена меняются.