Виктор Леонидов Владимир Диксон. "Это вечное слово "Россия". - М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2001, 258 с.
НЕ хочется говорить о свете - о дарах света, когда я думаю и вспоминаю Владимира Диксона. Все, что есть от Бога прекрасного, дано ему было", - вспоминал после внезапной смерти поэта в 1929 году Алексей Ремизов.
Мастер сказа, коронованный в эмиграции как наследник Лескова, Ремизов не был одинок в таких, казалось бы, щедрых оценках. С ним соглашался другой, тоже не обойденный вниманием и славой, литератор российского изгнания - Глеб Струве: "Этот русский американец, родившийся и выросший в России, и лишь после революции попавший в Америку, остро чувствовал и любил свою вторую Русь, "Русь васильковую".
И тем не менее Диксон, стихи которого завораживали своей искренностью русский Париж 20-х годов, загадочным образом выпал из поля зрения исследователей поэзии русской эмиграции. Да, была публикация Лили Мкртчян в "Нашем Наследии" и, конечно, антология Витковского, куда также попал Диксон. Но до издания стихов поэта отдельной книгой дело так и не дошло.
И вот усилиями Людмилы Толстухиной наконец-то вышла эта книга. Самое интересное, что ее вдохновительница - та самая Людмила Толстухина - нашла человека, который прекрасно помнит сына американского инженера Вальтера Франка Зингера (того самого, которому принадлежала знаменитая фабрика). Именно этот человек - лауреат Ленинской и Государственной премий, конструктор атомных станций Николай Доллежаль - рассказал о Диксоне много любопытного. О том, например, что уже тогда, в 1910 году, десяти лет отроду Владимир писал стихи и владел несколькими языками. Что боготворил Блока, который сквозил во всех его строках той поры. И что главным его "увлечением" оставалось все-таки православная вера, которую он навсегда связал с образом России, где ему, американцу, по прихоти судьбы пришлось вырасти: "Я вижу свет - родные дали,/ И звезды верные мои:/ Года и горы не изгнали/ Из сердца света и любви./ Я вижу тихие пожары,/ Как видел он, мой лучший брат./ Не избежать нам Божьей кары./ За грех - пожар, за грех - булат".
В 1917 году из Подольска, где располагалась фабрика, Диксон уехал в Америку - по понятным причинам. Там он учился в Массачусетском технологическом институте, одновременно проходя подготовку в Офицерском корпусе: ему предстояло назначение переводчиком в штаб генерала Першинга. Но офицерская карьера так и не состоялась - и он продолжил учебу: теперь уже в Гарвардском университете. По окончании "заведения" поэт отправился во Францию: на службу в парижском отделении отцовской компании, где и проработал до внезапной смерти в 1929 году.
Именно там, в Париже - а не в Америке или Подольске - и настал его звездный час. Один за одним выходили сборники его стихов и прозы. Он подружился с Ремизовым и Шаховским, изучал бретонские легенды и религиозную историю Византии. Все это откликалось в его стихах:
Далеко с высокой башни
Видны поле и звезда.
Тихо смотрит день вчерашний
На бегущие года.
В древнем доме Богоматери
Упадут печали с плеч.
Приходите все искатели,
Зажигайте звезды свеч.
Ну а в нынешнюю книгу вошли лучшие стихи Диксона, и лучшее из его прозы, написанной, безусловно, под влиянием Пруста, - тщательное, "под лупой", описание русского детства, которое так и осталось потерянным раем а-ля Набоков для одного из самых удивительных русскоязычных поэтов.
