Екатерина Барабаш Очередное монументальное полотно одиозно известных художников Фарида Богдалова и Сергея Калинина вывешено на всеобщее обозрение в Музее современного искусства. Перед нами – члены «большой восьмерки». И картина большая, как та восьмерка, – три на пять метров. В общем, штука внушительная – начиная с персонажей и кончая размерами. Правда, предыдущая их работа – «Заседание Государственного совета» – «по мотивам картины Репина» была еще больше: четыре на девять.
Известное дело, чем меньше у человека за душой, тем больше у него щеки. Раздувает потому что. Чем грязнее двор, тем ярче забор. Чем хуже дела в стране, тем больше помпы и позолоты. И тем внушительнее и монументальнее ее искусство.
Размер имеет значение. Фараоны после смерти селились в больших пирамидах. Сталин чуть было не отгрохал Дворец Советов размером с хорошую египетскую пирамиду и утыкал Москву высотками. При Брежневе страну усеяли памятниками и монументами в количестве более внушительном, чем нынешние нефтяные вышки. Все невеселые пики отечественной истории сопровождались модой на все большое и монументальное, в том числе искусство. В моде была большая Людмила Зыкина, большой Ансамбль имени Александрова, Большой театр и большие портреты руководителей страны на больших парадах. Камерное искусство в те времена в камерах же и отсиживалось либо высылалось подальше за рубежи нашей родины. Нищая забитая страна надолго становилась большой потемкинской деревней, выставившей на обозрение миру гордые яркие фасады, за которыми не водились деньги и свободы.
Потом все как-то на время поутихло. Вошло в моду камерное искусство, когда в спектакле актеры наступают на ноги зрителям, уносящиеся в небо монументы стали уступать место скромным обелискам, писать картины три на пять метров было как-то не с руки, брутальные девушки с веслом одна за другой куда-то угребли...
Но вдруг как-то незаметно в нашу жизнь опять вошла монументальность. Ее буревестником стал неутомимый Церетели, чья любовь к искусству размером XXXXXL заставляет содрогаться не одно государство. Нас опять потянуло на крупные габариты. Изгнав мирных граждан из бассейна «Москва», вырос новый храм Христа Спасителя, построенный на наши, налогоплательщиков, заметьте, деньги. Напротив него через некоторое время обустроился Петр Первый. Воистину «вознесся выше он главою непокорной Александрийского столпа». Началось победное шествие церетелиевщины по земле российской. Чем больше дорожали продукты, тем больший размах приобретало все, к чему ни прикоснулись бы власти. Инфляция бежала впереди всех задуманных реформ, а Москва праздновала свое 850-летие так, словно знала, что до следующего года она уже не доживет. Московские дороги сплошь в кратерах, но непременно надо снести гостиницу «Россия», чтобы на ее месте отгрохать некое новое, доселе невиданное архитектурное сочинение. В одном конце города взрывали дома, в другом – с помпой переносили и передвигали мосты через Москву-реку, пытаясь доходчиво объяснить гражданам необходимость данного действия.
Культурная элита радостно включилась в процесс монументализации жизни. Страна опять полюбила большой размер. Казалось бы, ушли в прошлое концерты в Кремлевском дворце ко Дню милиции с главой государства в первом ряду. Эти концерты были приметой тех, сталинских да брежневских времен. Непременный Ансамбль имени Александрова, непременный Кобзон, непременная Зыкина и непременный ансамбль «Березка». Как-то незаметно этот атрибут советского строя опять занял свое насиженное место, только вместо Кобзона теперь Басков, вместо Зыкиной – Газманов, вместо «Березки» – Максим Галкин. Только Ансамбль имени Александрова, кажется, вечен. Дабы усугубить размах культурной жизни, в том же Кремле стали устраивать кинопремьеры особо патриотических фильмов. А концерты эстрадной попсы теперь принято проводить не где-нибудь, а на Красной площади. Монументальность и размах, все в блестках и глянцевые, опять вошли в нашу жизнь.
И это нормально, и это предсказуемо. Если проблемы в стране нельзя решить, их можно попробовать придавить, призвав на помощь безотказную культуру, как это всегда делали особо крепкие на руку власти. Нет хлеба – получайте зрелища.
Обсуждать вопрос, зачем художникам писать политиков, уже неинтересно – все ясно до оскомины. Госзаказ может быть явным – прочитал/расписался/выполнил, а может быть скрытым. Власти делают вид, что от художников им нужно только высокое качество искусства, художники делают вид, что им от властей вообще ничего не надо. И обе стороны надеются на взаимоподдержку.
На картине «Большая восьмерка», как пояснили ее авторы, руководители государств ждут аудиенции у Бога. Получается, что художники вроде как разом взяли да и похоронили целых восемь глав государств, включая собственного. Это для чего, интересно, – чтобы в гроб сходя, благословил?
