Екатерина Трифонова
На пленумах Верховного суда РФ принимают постановления, которые потом зачастую исполняются с трудом. Фото с сайта www.vsrf.ru
В адвокатуре вспомнили о годовщине пленума Верховного суда (ВС) РФ, принявшего решение о необходимости усилить контроль над предварительным следствием. Постановление расширило основания для возврата дела прокурору, нацелив суды на большее внимание к качеству уголовных дел. Эксперты «НГ» отметили, что пока это лишь увеличило число случаев, когда после возвращения материалов в надзорное ведомство обвинение усиливалось. Советская практика отправки на дополнительное расследование до сих пор не востребована.
На вебинаре Федеральной палаты адвокатов (ФПА) РФ по совершенствованию профессионального мастерства защитников доктор юридических наук Геннадий Есаков напомнил, что за 30 лет институт возвращения уголовного дела прокурору претерпел большие изменения.
Постановление пленума ВС от 17.12.24 только приблизило нынешнюю практику к ст. 232 Уголовно-процессуального кодекса (УПК) РСФСР 1960 года.
«ВС в этом постановлении вернулся к первоначальной процессуальной конструкции возврата дела на дополнительное расследование», – подчеркнул лектор. И напомнил, что возвращение уголовного дела прокурору – это наиболее часто встречающийся инструмент в спорных и сложных уголовных делах. Расширение круга оснований и возможностей для возврата дела прокурору в руках у адвокатов по идее появился достаточно серьезный инструмент, позволяющий выстраивать ту или иную линию защиты.
Напомним, что декабрьское постановление пленум ВС утвердил со второй попытки. Этот документ впервые прояснил вопросы применения ст. 237 УПК РФ, нередко возникающие в судебной практике. Например, ВС определил, что считать существенным нарушением в обвинительном документе и, таким образом, предусмотрел новые основания для возвращения уголовных дел. Это отсутствие обязательной экспертизы, невыполнение требований о прекращении преследования, нарушение права на защиту в досудебном производстве, например, предъявление обвинения гражданину в отсутствие адвоката.
Однако, сказал «НГ» вице-президент ФПА Нвер Гаспарян, суды по-прежнему не часто возвращают уголовные дела прокурору. Так, в течение 15 лет их число колеблется от одного до двух процентов. Скажем, в 2024-м таких дел было более 8 тыс. из примерно 660 тыс. оконченных судами, то есть 1,24%. К сожалению, подчеркнул Гаспарян, суды нередко отказывают в возвращении дела потому, что опасаются отмен от вышестоящих инстанций после представлений прокуроров и признания этого браком в работе. «Суды избегают возвращать дела еще и потому, что находятся под влиянием необходимости соблюдать так называемые разумные сроки судопроизводства», – заметил он. И пока самой заметной тенденцией стало увеличение случаев возврата дел с целью усилить обвинение, первоначально предъявленное по более мягкой статье. Такая возможность возникла у судов с 2013 года.
«Если характеризовать развитие этого процессуального института в динамике, то с 1999-го судам предписывалось возвращать дела крайне редко, а при наличии каких-то недостатков – просто выносить оправдательные приговоры. Затем в нулевые годы и особенно в 2010-е стал постепенно происходить откат к советскому институту направления дел для дополнительного расследования (ст. 232 УПК РСФСР) с активной ролью суда в возврате для усиления обвинения при обнаружении существенных нарушений УПК», – пояснил Гаспарян.
По словам председателя президиума коллегии адвокатов «Лапинский и партнеры» Владислава Лапинского, возврат уголовного дела прокурору – это мощный рычаг в руках судьи прежде всего для влияния на качество следствия. «Спросите любого адвоката с советским стажем, и он без тени сомнения расскажет, что в те времена качество расследования и подготовки дел к судебному разбирательству было на порядок выше. А обвинительное заключение тщательно прописывалось и готовилось особенно скрупулезно», – подчеркнул он. Лапинский добавил, что как раз в постсоветский период требования к расследованию уголовных дел все время снижались. И в результате на сегодня его уровень достиг «совсем неприличного уровня». «Пленум ВС от декабря 2024-го – это плод стараний, увы, уже ушедшей от нас председателя ВС РФ Ирины Подносовой. Она и начинала как уголовный судья советской школы, и одновременно обладала в своей должности достаточным политическим весом для продавливания своих идей», – напомнил Лапинский.
Согласно тому постановлению пленума ВУС, суды были нацелены на более жесткие требования к качеству подготовки уголовных дел, хотя, по его мнению, заданные критерии все равно не дотягивали до советского стандарта. И Лапинский еще сомневается, что нормы постановления все-таки заработают так, как хотелось бы. Во-первых, исчезли советские традиции прокурорского надзора и требований к качеству расследования. Во-вторых, на пост главы ВС идет генпрокурор РФ, который, по мнению Лапинского, вряд ли будет поддерживать идею о повышении требований к прокурорскому надзору. А в судах – и это в-третьих, – практически не осталось выходцев из СССР, большинство нынешних судей – это бывшие работники современных следствия и прокуратуры.
Управляющий партнер адвокатского бюро «АВЕКС ЮСТ» Игорь Бушманов пояснил «НГ»: тенденция последних лет – это крайне осторожный подход судей к возвращению уголовных дел прокурорам, даже если для этого имеются достаточные основания. «В моей практике последнего года имеются случаи, когда суды отказывали в ходатайствах о возврате даже при выявленных грубейших нарушениях права на защиту. Это и неознакомление защитника с материалами дела, и нерассмотрение следователем ходатайств, и неразъяснение обвинения и даже – отсутствие в деле постановления о возбуждении дела, сходного с фабулой обвинения», – подчеркнул Бушманов. И добавил, что возврат дела в порядке ст. 237 УПК РФ практически в ста процентах случаев обжалуется прокуратурой и зачастую отменяется ее вышестоящей инстанцией. «Работая в 90-х следователем прокуратуры, я помню, что нас стимулировали к качественным расследованиям и скрупулезному соблюдению прав его участников с помощью института доследования», – заметил он. По словам Бушманова, это был крайне эффективный механизм судебного контроля, хотя функционально и противоречащий целям и задачам правосудия. Однако это работало надежнее и эффективнее нынешней ст. 237 УПК: «Множество дел после такого возврата и внушения от принявшего данное решение судьи никогда уже не поступали в суд, а прекращались или приостанавливались с освобождением «дефектных» обвиняемых».
Бушманов тоже опасается, что с приходом нового председателя ВС даже незначительная практика в интересах защиты по ст. 237 УПК еще более сократится. «Поэтому нужно вводить новые механизмы для цельного контроля над предварительным следствием. И, возможно, для этого нужно вспомнить и встроить в уголовный процесс хорошо забытые старые нормы», – подчеркнул он.
Как в свою очередь напомнил «НГ» партнер коллегии адвокатов Pen & Paper Вадим Клювгант, в советских судах фактической заменой оправдательных приговоров действительно выступало возвращение дела прокурору «для дополнительного расследования». Основанием для этого могло стать что угодно: как процессуальные нарушения, допущенные следствием, так и неполнота фактических обстоятельств или противоречивость доказательств, восполнить и устранить которые суд признавал для себя невозможным. Иногда результатом такого возвращения дела было его прекращение следователем «по-тихому», то есть освобождение обвиняемого от ответственности под каким-нибудь «компромиссным» предлогом – истечение срока давности, «изменение обстановки» и т.п. Но бывало и наоборот, когда в результате дополнительного расследования обвинение усиливалось и расширялось – и тогда дело снова направлялось в суд с гораздо худшей для обвиняемого позицией. Все это было элементами инквизиционного, а не состязательного процесса, в котором суд был не арбитром равноправных спорящих сторон, а органом, «устанавливающим истину» и ведущим борьбу с преступностью, пояснил Клювгант.
Однако, заметил он, возвращение дела судом «на доследование» фактически было той отдушиной, которая хотя бы как-то компенсировала отсутствие оправданий. Действующий УПК, в отличие от советского, построен на принципе состязательности, подчеркнул Клювгант. А это значит, что суд не может отвечать за борьбу с преступностью и «установление истины», он разрешает спор обвинения и защиты, которые продекларированы равноправными сторонами. И разрешать этот спор суд должен на основании презумпции невиновности, согласно которой обязанность доказывать вину подсудимого несет только сторона обвинения – и ни в коем случае не сам, при этом все неустраненные сомнения толкуются в пользу подсудимого. В соответствии с этой концепцией возвращение дела прокурору возможно не для «дополнительного расследования», а лишь для устранения таких существенных процессуальных дефектов, которые препятствуют суду рассмотреть дело по существу. Во всех остальных случаях суд обязан разрешить дело сам и вынести по нему итоговое решение – либо приговор (обвинительный или оправдательный), либо, при наличии специальных оснований, прекращение дела.
Впрочем, по словам Клювганта, это все в теории, а на практике, как известно, доля оправдательных приговоров по-прежнему находится на уровне статистической погрешности. За исключением совсем немногих дел, рассматриваемых с участием присяжных или мировыми судами. И это «отнюдь не потому, что в суд направляются только дела с безупречно доказанным обвинением и добросовестно опровергнутой презумпцией невиновности». Следовательно, судам опять становятся нужны какие-то паллиативные возможности в качестве замены оправдательных приговоров. Именно по этой причине явочным порядком, без изменения закона, расширяется и перечень оснований, по которым дела возвращаются судом прокурору. Легитимации такой расширительной практики способствует ВС РФ – как своими решениями по конкретным делам, так и путем издания всевозможных разъяснений общего характера, отметил Клювгант. На вопрос, хорошо это или плохо, он дал такой ответ: с одной стороны, «у защиты действительно появляется некая щель, в которую можно пытаться просочиться со своими доводами, опровергающими обвинение, в надежде, что дело после возвращения прокурору тихо «умрет», как в былые времена». Но, с другой стороны, по его мнению, такая практика есть не что иное, как откат в прошлое, концептуальный отказ от состязательности процесса со всеми вытекающими из этого негативными последствиями. «Поэтому энтузиазма такая практика вызывать не может, однако защитник может и должен использовать все не запрещенные законом средства», – констатировал Клювгант.
