Николай Климонтович
Когда почувствуем себя «дамами и господами», уважительное обращение станет естественным.
Фото Reuters
Некогда Дмитрий Александрович Пригов и ваш покорный слуга варили некую общую литературную кашу. И вот однажды, когда и выпито и переговорено было достаточно, я спросил, не могу ли я его называть просто Дима. И получил решительный отказ. Тогда я решил схитрить: хорошо, Дмитрий Александрович, но можно хотя бы обращаться к вам на «ты»? По имени-отчеству и на «ты» обращаются друг к другу только секретари райкомов, объяснил мне Дмитрий Александрович. Впрочем, в ту пору я не знал, что словосочетание Дмитрий Александрович станет в будущем как бы литературным псевдонимом нашего мэтра.
Но и у простого народа с обращением друг к другу было полно забот. Помните, в каком расстройстве была наша публика, когда отменили советскую власть. Потому что приходилось как-то иначе друг к другу обращаться. Сударь и сударыня? Дамы и господа? Граждане и гражданки? Хотя, конечно, привычнее было обращение, принятое в советских очередях: женщина, вы здесь не стояли. Или: мужчина, вы потеряли галошу.
Я и сейчас теряюсь, как обратиться к незнакомой даме, имени которой не знаю. Мадам? Мадемуазель? Сударыня? Госпожа? Или, быть может, милочка? А главное, когда и как скоро можно будет перейти с ней с постылого «вы» на такое понятное и теплое «ты»?
Вот англичане – вовсе не мучаются. У них есть свое you на все случаи жизни. Это и ты, и вы, и вас много. А если хочешь быть вежливым, то в английском обиходе к вашим услугам и мэм, и сэр. Вот так бы и нам, не слушая Дмитрия Александровича. Но ведь мы и сами получаем удовлетворение, когда с нами говорят уважительно и держат дистанцию.
Потому что как раз уважения и внимания нам так катастрофически недостает. У нас в ходу вольное амикошонство – быть может, от вечной переполненности городского транспорта и широты национальной души. Хлопнуть незнакомого человека по плечу – жест совершенно естественный, как и взять незнакомую женщину за руку. Физический контакт, даже если не предполагается никакой агрессии, считается чем-то само собой разумеющимся, знаком расположения, забавной констатацией, что, мол, мы же все здесь свои...
Помню одно из первых писем моего приятеля, еще в конце 70-х эмигрировавшего в Америку. Он среди прочего спешил поделиться таким наблюдением: здесь никто никогда не вправе физически до тебя дотронуться. Он имел в виду: ни в очереди, ни в транспорте, ни на улице. Неприкосновенность личности здесь соблюдается буквально – в частности, как неприкосновенность тела.
Но есть и другой аспект. Я как-то встречал приятельницу из Парижа и вместе с ней ехал до отеля в интуристовском автобусе. И вдруг на Пушкинской французские туристы невероятно оживились, показывая друг другу в окно. Оказалось, они глазели на парочку солдатиков, которые шли по мостовой обнявшись. Они были поражены, что в далекой и дремучей России такие вольные нравы: солдаты-гомосексуалисты запросто, обнимаясь, гуляют по центру города. Им было невдомек при их испорченности, что в этой позе было одно лишь простодушное проявление дружества – без намека на секс. То есть у французов, шире – у людей Запада, и у нас, русских, как бы разный пластический код.
И словесный тоже. Правда, «вы» все чаще можно услышать на наших улицах. Нынче на «вы» к покупателям обращаются даже продавщицы зеленных лавок. За одним исключением: если покупатель одного с ними классового уровня, да еще вполпьяна, то, конечно же, никакого «вы» он не заслуживает. То есть обращение несет еще и социальный индикатор – «ты» обозначает классовую близость. Иначе говоря, в среде малопросвещенной ты-вы становится обозначением для свой-чужой. Поэтому, если молоденькая продавщица вдруг обратилась к вам на «ты», – гордитесь, вы хорошо замаскировались и вас признали за бомжа. А может быть, вы просто ей приглянулись?
