Николай Климонтович
Старомодная непритязательная кухня уже тем хороша, что привычна для души.
Фото Артема Житенева (НГ-фото)
Вот, скажем, прозаическая кухня, на которой нынче не просто пекут и жарят, но говорят по телефону, смотрят телевизор и угощают кофе соседок. Впрочем, средний класс нынче навострился, следуя заокеанской моде для бедных студентов, соединять кухню с гостиной – наверное, для того, чтобы хозяйка и в вечернем платье чувствовала себя на своем месте. Потому что иначе не объяснить неминуемые неудобства такого соединения, ну, как ванны с унитазом, вообще-то говоря, когда-то предназначавшихся для разных отправлений.
Конечно же, все счастливые кухни похожи друг на друга: плита, рабочий стол, двухкамерный холодильник, комбайн «Мулинекс», печь СВЧ на подоконнике. Тем забавнее примечать мелкие различия. На одной кухоньке – на стене расписные глиняные тарелки из Болгарии, на другой – магнитные изображения Эйфелевой башни на дверце холодильника, на третьей – Катя Медведева, на четвертой – лапти, прикрученные к стояку отопления, на пятой на мореной полке ступка с пестиком и почти на каждой – фотографии счастливой хозяйки по щиколотку в теплой морской волне. И тот, кто скажет, что все это лишь дань эстетическому вкусу, ничего не поймет и не заметит: это удобства души, проекция внутреннего мира, коллекция предпочтений, каталог воспоминаний.
Даже самые тайные уголки своего бытия человек населяет и насыщает тем, что кажется ему удобным, как бы это странно ни выглядело на сторонний взгляд. Потаенные шкатулочки, старые сумки с просроченными документами и некогда дорогими записочками, с программками давно сошедших со сцены спектаклей и с заветными фото – это тайники. А на видном месте красуется любимая треснувшая китайская кружка и висит на спинке кресла старая домашняя вязаная кофта; о нелепом эстампе на стене, цена которому грош в базарный день, и говорить не стоит. На полу валяется дырявый ковер, который к тому же в прошлом году загадил щенок; и что скажешь о самом щенке, наконец, который вырос в теленка и не пускает хозяина на любимое кресло, в котором тот привык смотреть телевизор┘ Все понимают, что псу место – на подстилке, а хламу – на помойке, но попробуй проведи санацию этих бесполезных предметов: купи хозяйке новые тапки взамен истершихся, хозяину – новую куртку, замени им ковер, повесь на место эстампа с неясной породы понурым деревом подлинный эскиз Рубенса, – они обидятся, загрустят, заболеют и могут скончаться в неизбывной печали. Потому что душа – консерватор, и не скоротечные предметы престижного потребления составляют повседневные ее радости и удобства, но старые привычные вещи, стоящие на неудобных на равнодушный взгляд случайного гостя местах.
Молодежь не понимает зажившихся и обросших привычками стариков. Она живет в мире туристами, гонится за переменой мест и обновлением предметов быта. Но вот однажды я поменялся квартирами со своим пожилым бездетным дядюшкой-вдовцом, переселявшимся на остаток жизни на дачу: он получал на старость мой пай в кооперативе в Бибиреве, я его двухкомнатную государственную тогда еще квартиру на Зацепе. Когда все было оформлено, я завалился в новое свое жилище с дружками, намереваясь крушить и чистить. Дядюшка передавал мне ключи и был тут же. И попросил меня: можно, я еще кое-что захвачу и уйду, не начинайте при мне┘ А это был мужественный человек, выживший на Колыме, куда был водворен в сороковом году и где отбыл полтора десятка лет. Но здесь была вся его вольная жизнь, и память о жене, с которой, наверное, он покупал вот этот продавленный нынче диванчик и при которой, чтоб ей было удобнее читать, прикручивал к стене это вот заплесневелое, на медной шее, бра┘
Окружающий нас мир прозрачного пластика делает все, чтобы мы не обзаводились где ни попадя своим мелким уютом. Придуманные американцами стеклянные офисы именно для того и сконструированы. Рядовые клерки всегда под присмотром, и только боссу позволено уединиться в кабинете, где на столе в рамке – его семейство перед домом, на лужайке с кокером, который по привычке, воспитанной многими американскими поколениями, тоже keeps smiling. В общем-то это разумно: считается, что люди, которые всегда на виду, лучше работают, и на конвейере рабочий не будет отвлекаться, разглядывая фото семьи. Мы – не то, нам бы помечтать. Порыться в собственных укромных уголках. Для нас комфорт зачастую – как раз в отсутствии комфорта, как его понимает современность. Нам удобно, когда неудобно. Меня поймут любители кофе, маниакально вручную крутящие зерна в своих допотопных мельницах, хотя электрический помол лучше, быстрее и мельче. Но им так вкуснее, и с этим ничего не поделать. Нам уютнее лежать на продавленной тахте и читать Толстого, держа толстый том на поджатых коленках, а не с экрана монитора. Похороните нас в этой позе. Так нам будет удобнее.
