Нет, я не буду знаменита

Ирина Одоевцева с детства любила собак и поэзию. Фото из книги Ирины Одоевцевой «На берегах Невы. На берегах Сены»

Хотя в ее случае с датами все не так просто. В юности, на стыке 1980-х и 1990-х, я и мои друзья (подруги в основном) зачитывались только что вышедшими в тогда еще СССР воспоминаниями Одоевцевой. Книг было две – «На берегах Невы» и «На берегах Сены». Первая, как понятно из названия, описывала жизнь автора в Северной столице. Сама Одоевцева в предисловии предуведомляла: «Это не моя автобиография, не рассказ о том

Какой я была,

Когда здесь на земле жила….

Нет. И для меня:

«Воспоминания, как острый нож они».

Я пишу не из эгоистического желания снова окунуться в те трагические, страшные и прекрасные – несмотря на все ужасы, – первые по-революционные годы.

Я пишу не о себе и не для себя, а о тех, кого мне было дано узнать «На берегах Невы».

Я пишу о них и для них.

О себе я стараюсь говорить как можно меньше и лишь то, что так или иначе связано с ними.

Я только глаза, видевшие их, только уши, слышавшие их.

Я одна из последних, видевшая и слышавшая их, я только живая память о них…»

Насчет «говорить о себе как можно меньше» – легкое кокетство: самой Одоевцевой в ее мемуарах предостаточно. Ее стихи не относятся к разряду «дамское рукоделие», но, очевидно, она понимала разницу масштаба собственного дарования и дарований Николая Гумилева (считая себя его ученицей), Георгия Иванова, Георгия Адамовича и других поэтов из своего окружения – вспомним ее уже хрестоматийное про «маленькую поэтессу»:

Нет, я не буду знаменита,

Меня не увенчает слава,

Я – как на сан архимандрита –

На это не имею права.

Ни Гумилев, ни злая пресса

Не назовут меня талантом.

Я маленькая поэтесса

С огромным бантом.

Я и мои подруги юности соглашались с такой авторской самооценкой. Мы не уподоблялись некоторым пушкинским фанаткам, люто ненавидящим Натали Гончарову, но Ирина Одоевцева вызывала легкую ревность: как мог практически гений Иванов выбрать себе в спутницы «маленькую поэтессу»? К тому же в отличие от Натали она не довольствовалась ролью музы. Вот Ирина Владимировна вспоминает, как Гумилев «похвалил и даже расхвалил» ее стихотворение, написанное на заданные им рифмы:

Нет, я не верю, что любовь

обман.

Из дальних стран китаец

косоглазый

Привез измены и греха заразы.

Позорной страстью дух твой обуян.

Но неприступны городские

стены.

Сны наших жен белее моря пены.

Их верность – золото,

их честь – гранит.

За синими мечети куполами,

За городом, за спящими садами,

Там, на заре, китаец твой убит.

Жизнь прошла. А молодость длится.  Фото РИА Новости

– На какое отделение, товарищ?

– Поэтическое, – робко отвечаю я.

– Литературное, – поправляет он. И критически оглядев меня: – А не на театральное ли? Но так и запишем. Имя, фамилия?

Я протягиваю ему свою трудкнижку, но он широким жестом отстраняет ее.

– Никаких документов. Верим на слово. Теперь не царские времена».

По документам «куколке» никак не 17 и даже не 18, а 23 (сама она, разумеется, предпочитала другую версию года своего рождения – не 1895-й, а 1901-й. Числа и месяцы при этом тоже разнились – то июнь, то июль, то ноябрь) – вполне взрослая и, более того, замужняя женщина. Я давно знала, что ей хотелось быть моложе, чем на самом деле (а кому не хочется?), и что ее настоящее имя – не Ирина Владимировна Одоевцева, а Ираида Густавовна Гейнике. Но вот факт, что до Георгия Иванова у нее имелся еще один супруг и одно время она носила фамилию Попова, стал откровением. И немудрено: этот брак Одоевцева всегда скрывала и лишь в последние годы жизни призналась, что да, было дело. Правда, и здесь не удержалась от разных версий: то ли Сергей Попов, ее дальний родственник и помощник ее отца – известного адвоката, стал ее мужем в родной Риге, а развелись они уже в Петрограде; то ли они венчались на берегах Невы, причем Попов был ее кузеном, а брак – фиктивным. Да и с Георгием Ивановым, оказывается, не все так просто: сама Гейнике-Попова-Одоевцева утверждала в мемуарах, что вышла за него замуж в 1921-м («Но этот год – трагический год смерти Блока и расстрела Гумилева – все же послужил основной темой нашего разговора. К тому же я за это время успела выйти замуж, о чем мы, конечно, тоже поговорили», – рассказывает она о встрече с художником Юрием Анненковым, сделавшим ее портрет), и, следовательно, в эмиграции они оказались уже законными супругами. На самом деле их брак был зарегистрирован лишь в 1931 году, и, как документально установлено, невеста значилась как «Попова Ираида. Род. 1895. 4 авг. Рига. Разведена. Место работы: Рига, писательница ». Впрочем, вся эта путаница и даже официальный развод в 1933-м не помешали им прожить вместе несколько десятков лет – до самой смерти Иванова в 1958 году.

Одоевцева родилась и выросла в Риге, но книгу «На берегах Даугавы» так и не написала.  Фото Евгения Никитина

Писателя Горбова я не смогла вернуть к творческой жизни. Яков Николаевич любил тишину, уединение, семейный уют – все то, что наводило на меня нестерпимую скуку. Я, наоборот, любила всегда быть окруженной людьми, у нас не переводились гости или мы бывали приглашены куда-нибудь. Я тащила Горбова с собой. Он стоически переносил такой образ жизни, хотя это явно его утомляло, но недаром еще в начале нашего сожительства он мне сказал: «Что бы ты ни сделала со мной, я за все тебе скажу спасибо».

А когда Одоевцевой было за 90, она, подтвердив правоту своих строк «Жизнь прошла. Безвозвратно прошла./ Жизнь прошла. А молодость длится», вернулась в Россию – тогда еще СССР: «Как облака плывут! Как тихо под луной!/ Как грустно, дорогая!/ Вот этот снег, и ночь, и ветер над Невой/ Я вспомню умирая». Она умерла на берегах Невы в 1990-м, не дописав мемуары «На берегах Леты»: «Мне шесть лет. У родителей сегодня гости, и меня, как это часто бывает, заставляют читать стихи. Прочитав весь свой репертуар и выслушав аплодисменты, я уже собралась слезать с буфета. Но тут одна из дам обратилась ко мне: «Деточка, а ты не знаешь ли что-нибудь по-русски – «Жил-был у бабушки серенький козлик» или что-нибудь такое?» Я выпрямилась и с гордостью ответила: «Знаю!» И сразу начала читать:

Хочу быть дерзкой,

хочу быть смелой,

Хочу одежду с себя сорвать,

Хочу упиться душистым

телом,

Хочу тобою обладать.

Отец стал угощать пирожными и спрашивать у меня, что бы я хотела получить завтра в подарок. «Собачку, маленькую пушистую собачку!» Поскольку мой Пушок явился как бы наградой за поэзию, меня с той поры еще больше к ней потянуло».. 

Продолжение темы здесь.