Наталия Оосминская ЭТИ ХУДОЖНИКИ известны каждому. Лентулов, Кандинский, Кончаловский, Шагал, Осмеркин, Фальк, Митурич - хрестоматийные имена русского авангарда. Однако те работы, что нынче показываются в Московском центре искусств на Неглинке, знакомы разве что сотрудникам Тульского областного музея, которые в течение полувека хранили их в своих фондах. Никаких крупноформатных шедевров. Около четырех десятков листов графики - акварелей, пастелей, карандашных зарисовок, гуашей, - на краю которых значатся те самые знаменитые фамилии: Дейнека, Лебедев, Попова, Фонвизин, Штеренберг...
Закономерно, что вслед за триумфальным вхождением русского авангарда в отечественные музейные залы очередь наконец дошла до жанра более тихого, более камерного. Графика русских и советских мастеров 20-30-х годов, привезенная этой весной из Тулы, представляет русский авангард не в виде воинственного эксперимента. Здесь даже отсутствуют книжная иллюстрация и громкоголосые плакаты, без которых немыслимо агитационное искусство. Призрачные пейзажи Басманова, меланхоличные портреты Фалька, энергичные сельские сцены Удальцовой, городские виды Верейского - все эти работы формально вписываются в русло поисков новых средств художественной выразительности, но эмоционально находятся вне бунтарского задора авангардизма. Если даже футуристические композиции Поповой и беспредметные наброски Кандинского несут на себе печать программных штудий, то рядом обнаруживается нечто совсем простенькое - неброские карандашные эскизы типа "Этюда смешанного леса" Митурича или штеренберговских зарисовок деревенского околотка.
Вставка небольшая, подстать сюжету. Большинство художников представлены одной-двумя работами. На этом фоне пять листов Фалька выглядят как целое собрание, а около десятка рисунков тульского художника Бориса Чернышова (1906-1968) - предвестием персональной выставки. Но дело, конечно, не в количестве, а в качестве. Ведь даже один-единственный "Полустанок" (1914) Шагала стоит того, чтобы до него добраться.
Дарья Гармоненко 
