Наталия Оосминская СТЕНА одного из залов Музея изобразительных искусств имени Пушкина разделена по вертикали красным полотном. На нем симметрично висят две фотографии. Слева - крупноформатный снимок с изображением танцующих пар, непрерывным рядком движущихся по просторной комнате. Мужчины преимущественно в военной форме, женщины в затянутых на талии платьях. Справа - аналогичное изображение: цепочка молодежи в танцевальном ритме пересекает полуосвещенную залу. Фотографии удивительно похожи. Кажется, что одна композиция продолжает другую, одно па подхватывает другое, один мотив перетекает в другой. Мнится, будто звучит одна и та же музыка. Однако стоит приглядеться и обнаружится, что в сравнении с церемонной сосредоточенностью людей на первом фото во втором случае публика выглядит чуть более легкомысленно (как то и пристало двадцатилетним). К тому же существенно разнится антураж: вместо громоздких портретов, лозунгов и развесистой, загораживающей угол пальмы задний план правого снимка образует высокая стойка бара, увенчанная броским призывом "Drink..." И все же чувство глубокой общности берет вверх над очевидностью различий. Перед нами одно десятилетие: 30-е годы ХХ века.
Именно так - на придирчивом сопоставлении и различении - задумала построить свою экспозицию американка Лия Бендэвид-Вэл, куратор выставки "Пропаганда и мечты. Фотография 1930-х в СССР и США". Две страны, разделенные океаном и ревниво следящие друг за другом, в очередной раз оказываются лицом к лицу, но уже разнесенные по сторонам от парадной лестницы цветаевского музея. Две сверхдержавы на историческом переломе. Два самообраза. Две сверхзадачи. Две идеологии.
Завсегдатаи галерей уже привыкли к тому, что в эпоху "массы и власти" эстетические феномены следует рассматривать в первую очередь на срезе идеологических доктрин и, наоборот, идеологию - сквозь призму художественных явлений. Всем памятен проект "Берлин-Москва": тоталитарные государства оснащают сознание своих подданных поразительно схожими образами.
И вот теперь другая параллель: Советский Союз и Соединенные Штаты. В СССР 30-е годы - это времена первых пятилеток, Магнитки и культа личности. В США - Великая депрессия, сухой закон, миллионы стоят у пропасти нищеты и уже не слишком доверяют "американской мечте". Чтобы скрепить дух нации, нужна национальная идея. Лия Бендэвид-Вэл и предлагает как раз сопоставить не просто два образа страны, а два самообраза, не две государственные системы, а два механизма национального единения, не две идеологии, а две сверхзадачи. Поэтому она преднамеренно выбирает из газет и журналов фоторепортажи, сделанные по госзаказу и в согласии с агитационной разнарядкой.
Проходя вдоль "советского" ряда, посетитель видит то, что публиковалось 70 лет назад на страницах "Огонька", "Правды", "Известий", "Комсомольской правды", "СССР на стройке" и "Советского фото". Вступая на территорию "американской мечты", наблюдатель, подобно американцам 30-х, оказывается тем, к кому обращены фотоплакаты "Администрации по защите фермеров" (FSA) - организации, учрежденной в соответствии с рузвельтовской программой "Нового пути" и призвавшей к работе десятки и даже сотни фотокорреспондентов. Среди них - знаменитые имена: Эстер Бабли, Доротея Ланг, Жак Делано, Уолкер Эванс, Рассел Ли. Некоторые из них, например, Джон Вачон, впервые взяли фотокамеру именно по призыву FSA.
Российская часть экспозиции добавляет новые штрихи к творческим биографиям не менее именитых советских мастеров. Борис Игнатович, Марк Халдей, Дмитрий Дебабов, Александр Родченко, Марк Альперт - корифеи отечественного фотоискусства предстают на этой выставке как художники, для которых агитация и социальная утопия, часто по принуждению, становились полем для их художественных экспериментов.
Нет нужды приводить долгий перечень параллелей и различий, шокирующих совпадений, перекличек или очевидных размежеваний, которыми богата эта экспозиция. Александр Родченко, к примеру, в своей "Пионерке" живописует гордое достоинство детства, а американский фотограф запечатлел давно не мытые личики изможденных голодом ребятишек. Вместо самозабвенного труда советских женщин-производственниц американское государство рисует перед воображением своих соотечественниц картины реального семейного благополучия. Эти образы и контробразы складываются друг с другом как в игре "пексисо". Разве что число взаимных аллюзий зависит здесь не столько от буквальных аналогий, сколько от проницательности зрителя.
