Научи меня пахать

Нельзя сказать, что литературный туризм сегодня находится на подъеме, но поездки к знаковым местам русской литературы по-прежнему входят в культурный рацион россиян. Пушкинские горы, Карабиха, Тарханы… Это звезды первой величины, их не так много. Но есть и те, которых сразу не заметишь на небосводе. Однако они горят. И зовут к себе.

Одна из таких звезд – дом-музей поэта Спиридона Дрожжина (1848–1930) в поселке Новозавидовский, добраться до которого совсем легко: электричка на Тверь, через час с небольшим будет станция Завидово, и от нее нужно пройти каких-нибудь метров пятьсот.

Музей Дрожжина появился здесь в 1938 году. Деревня Низовка, где он жил и умер, оказалась в зоне затопления при строительстве Иваньковского водохранилища, и избу поэта вместе с его прахом перенесли.

В музее сохранена обстановка, в которой жил со своей семьей Дрожжин: кабинет, столовая, небольшая кухня. Немало раритетных вещей и, конечно, фотографии. Их много.

Дрожжин, как крестьянский поэт, был знаменит. Он общался с Толстым, Бальмонтом, Гиляровским, Городецким. Летом 1900 года в Низовке гостил Райнер Мария Рильке. Негромкая слава «певца-пахаря» шла за ним по пятам. На стихи поэта сочиняли песни, их пели Шаляпин, Плевицкая, Вяльцева. В школьные хрестоматии входило стихотворение «Первая борозда». Вот ее первые строчки:

Вышел внук на пашню к деду

В рубашонке, босиком,

Улыбнулся и промолвил:

«Здравствуй, дедушка Пахом!

Ты, я вижу, притомился?

Научи меня пахать,

Как зимой, в избе бывало,

По складам учил читать!»…

До революции последняя строка звучала иначе: «Отче наш» с тобой читать!» Но время внесло свои коррективы.

Вообще в текстах дореволюционного Дрожжина немало христианских сюжетов и мотивов. Если знакомиться с автором по советским изданиям (а наиболее полно крестьянский писатель представлен либо в Малой серии «Библиотека поэта», либо в разделах Большой серии того же издания), этого не скажешь.

В постсоветское время появлялись только небольшие стихотворные сборники и стихи для детей «низовского соловья» (так окрестили поэта критики). Правда, в 2015 году увидел свет трехтомник, в котором были собраны стихотворения и автобиографическая проза. Но за первым большим шагом на пути к полному собранию сочинений второй пока не последовал.

А ведь таких шагов предстоит сделать еще немало, поскольку многие вещи находятся под спудом. Известно, что он был автором целого ряда прозаических текстов, но где они сейчас, никто не знает. Наконец, письма Дрожжина также массово не опубликованы.

Фигура Дрожжина, который встает со страниц дореволюционных изданий и неопубликованных произведений, отличается от того образа, который сложился в советское время.

С одной стороны, вроде бы ничего нового, знакомая линия в русской литературе XIX века: Кольцов, Никитин, Суриков. Знакомые темы: грусть-тоска, бедность-уныние, замечательные среднерусские пейзажи, любовь молодца к красной девице. Протяжный, приближенный к народной песне стих. Местами даже неправильный, со скользящим, ненормативным ударением, синтаксическими неточностями, излишествами – «я на этом на просторе». И всё потому, что на грани стиха и песни.

С другой стороны, несмотря на печаль, в стихах много света. И этот свет связан с крестьянским и христианским миропониманием. Показательно в этом смысле одно из стихотворений 1911 года:

Раз меня на поле дети

Обступили, говорят:

– Правда ль, дядя, что на свете

Не на том, на этом – ад?

Правда ль, дядя, будто люди

Уж бессмертны, – как умрут,

Их опять забьются груди

И они все оживут?

– Правда, дети; только надо,

Чтоб бессмертье получить,

На земле не делать ада

И по-Божьи всем нам жить.

Вроде бы здесь есть и некрасовские обертона, и вызывающие скуку просветительские нотки, но взгляд – к небу. И как-то легко становится на душе. И следующая за стихотворением песня о молодости без любви не кажется такой безнадежной.

Дрожжинский свет то греет, словно теплая печка, то вдруг превращается в молнию. Точнее – в летние всполохи, без грома; иногда вовсе незаметные простому глазу. Но поэт их видит, чувствует. Не случайно один из любимых его синонимов связан с огнем: глазки огневые, взор огневой, поцелуй огневой, песня огневая. Эту особенность дрожжинской походки точно подметил финский поэт из Петрозаводска Ялмари Виртанен, который пишет в 1929 году любимому автору: «Ваши стихи такие искренние, вы не можете жить без стихов огневых:

Ой, как тесен мир 

без песен огневых».

Дрожжинский мир предстает как небо, где появляются облака и вспыхивают зарницы. Поэт не отделяет себя от этих феноменов. Он их не идеализирует и не идеологизирует. Просто фиксирует, как в стихотворении «Смерть коня-пахаря»:

Тут склонился мужик, стал

 безумно рыдать,

Разводя безнадежно руками…

Дальше горе его ни пером 

описать

И не высказать больше 

словами.

Крестьянский мир, согласно Дрожжину, весь состоит из таких вот феноменов: то страшных, то радостных. С ними не надо бороться, и относиться к ним следует как к погоде. И идти по жизни.

Дрожжин работал в Москве и в Петербурге на тяжелых, плохо оплачиваемых работах (продавец в книжном магазине, чернорабочий, лакей, доверенный по поставке дров Николаевской железной дороги и т.п.). В деревне бывал наездами. И только в конце жизни поселился в Низовке окончательно. Вокруг него кипят революционные страсти. Но поэт далек от них.

У него нет революционных мотивов, он говорит о сотрудничестве людей, о соработничестве представителей разных сословий и классов, о просвещении народа. И только жесткая поступь революции заставляет его приспосабливаться к господствующему дискурсу.

В 1919 году он еще утверждал:

Победы белых, победы 

красных –

И это вздор,

Когда голодных и несчастных

Встречает взор, –

Взор умоляющий, скорбящий

Как в смертный час,

Ну, словом, голод настоящий

Теперь у нас.

А через несколько лет уже шел в струе и разрешал советской власти брать проценты со своего символического капитала: участвовал во всевозможных советских мероприятиях, литературных читках, принимал у себя дома пионеров и комсомольцев, вел обширную переписку. Стихов, правда, писал мало. Да и немудрено, если вспомнить, что ему уже было за семьдесят.

Паломничество в дрожжинские места не прекратилось и после его смерти. Автор этих строк хорошо помнит поездку классе в шестом или седьмом в этот музей. Автобус довез нас до Безбородова. Девочки в спортивных рейтузах рванули вперед. Мальчики шли несколько сзади и обсуждали особенности фигур спортсменок. Преподаватель шел позади всех и что-то насвистывал. Что было дальше – вспомнить решительно невозможно, хотя до музея школьники точно добрались.

Современные любители изящной словесности вряд ли будут читать всего Дрожжина – полное собрание его сочинений нужно скорее историкам литературы, а не массовому читателю. И все же – выскажем надежду – у поэта есть шанс остаться в круге чтения. Дрожжинские стихи прочитываются в контексте примитивизма, в русле творчества Анри Руссо и Нико Пиросмани. Они напоминают о том христианском мире, который с приходом советской власти ушел под воду.