Зрители в России увидят "Зону интересов"

За забором этого прекрасного сада – Освенцим. Кадр из фильма

До российского проката добрался фильм «Зона интересов» Джонатана Глейзера. Новая картина британского режиссера, автора вышедшего 10 лет назад сай-фай триллера «Побудь в моей шкуре», получила на Каннском фестивале Гран-при и приз ФИПРЕССИ, а также была номинирована на «Оскар» в пяти категориях. В том числе как лучший фильм, а также забрала две статуэтки – за звук и как лучший фильм на иностранном языке. Выход в России одного из самых оригинальных, обсуждаемых и очевидно выдающихся фильмов последних лет о Холокосте приурочен к 80-летию окончания Второй мировой войны.

Формально основой для сценария, написанного самим Глейзером, стал одноименный роман британского писателя Мартина Эмиса, герои которого – семья коменданта Освенцима. От произведения на экране, по сути, осталась только эта персонажная канва, сюжетно же это две абсолютно разные истории – точнее, фильм Глейзера и вовсе лишен какой-либо традиционной фабулы. Действие разворачивается на территории красивой виллы, любовно засаженной цветущими кустами, заставленной изысканной садовой мебелью. В одном углу – небольшой бассейн с горкой, в другом – оранжерея и огород. Внутреннее убранство дома отличают лаконичность дизайна, строгость интерьера – так и не скажешь, что тут обитают сразу пятеро малолетних детей. Их родители – Рудольф Хесс (Кристиан Фридель) и его супруга Хедвиг (Сандра Хюллер). Именно она обустроила жилище и теперь каждый день с гордостью обходит владения, раздавая указания прислуге и принимая гостей. Рудольф же каждое утро уходит на работу, которая находится буквально за забором – там, отделенный не такой уж высокой бетонной стеной и колючей проволокой, расположился концлагерь Аушвиц, он же Освенцим, где Хесс служит комендантом. Просуществовавший дольше всех остальных нацистских лагерей, самый крупный из них, он стал местом гибели более миллиона людей и символом Холокоста, одной из самых страшных катастроф в истории человечества.

В фильме лагерь так и останется за забором, напоминая о себе жуткими, непрекращающимися звуками страданий – выстрелы, лай собак, крики становятся саундтреком фильма и жизни его героев, фоном, который однозначно, прозрачно, в лоб подчеркивает леденящую душу идею о банальности зла. О преступлении равнодушия, что равнозначно, если не страшнее реальных убийств, которых на экране к тому же не видно. Это зло разъедает душу его носителей, превращая некогда людей – таких же, как и тех, что оказались по их воле по другую сторону забора – в монстров, чудовищ, существ.

Общие планы и в то же время множество деталей делают изображение тревожной пасторалью. Глейзер не создает никакой интриги, ему важно, чтобы с самого начала зритель понимал все – что это за место, что это за люди, что происходит. И тогда каждое едва заметное движение, каждое сказанное впроброс слово приобретают свой истинный смысл. Будь то будничная примерка шубы перед зеркалом и обсуждение других вещей, конфискованных у узниц, игры детей с металлическими зубами, разговор с матерью, которая, прогуливаясь по саду и глядя на забор, размышляет – а там ли сейчас ее соседка-еврейка. Визит мамы Хедвиг становится одним из ключевых и самых показательных эпизодов. Сперва женщина не может нарадоваться – как преуспела в жизни ее любимая дочь, в каком чудесном доме живет, в каком достатке и сколько тут перспектив. Но стоит ей однажды ночью услышать отчетливо звуки из-за забора, в одиночестве, в тишине уютной комнаты, любовно декорированной и ставшей еще одним предметом дочерней гордости, как наутро женщина, не прощаясь, исчезает.

Нельзя сказать, что на экране совсем уж ничего не происходит. Сцена с матерью сменяется разговором четы Хессов – Рудольфа переводят на другую должность, он должен покинуть Освенцим, а Хедвиг не готова отдавать нажитое жене нового коменданта и остается в своем засыпанном пеплом, летящим из горящих день и ночь крематориев, райском саду – это почти снег, только окна стоит закрыть поплотнее и не дышать. В финале Рудольф узнает, что его возвращают в Аушвиц и ему предстоит руководить массовой депортацией польских евреев – эту операцию даже назовут его именем, с гордостью рассказывает Хесс жене по телефону, добавляя, что на приеме, где он был ранее, мог думать лишь о том, как бы отравить газом всю присутствующую рядом нацистскую элиту. Жаль, что в зале слишком высокие потолки, может не сработать.

В следующем долгом кадре он идет вниз по лестнице, спускается в темноту. Останавливаясь на каждом пролете и согнувшись над перилами – его тошнит в объектив камеры. Он наблюдает видения будущего – тут Глейзер весьма манипулятивно вставляет кадры уборки помещений Освенцима в его нынешнем виде, музея и мемориального комплекса. И эта сцена, пусть и такая же незавуалированная в своей идее и своем послании, рифмуется с месседжем всего фильма. Только внешне кажущимся очередным осмыслением прошлого, а на деле – сверхактуальным посланием, напоминающим (и этой сценой больше всего), что то самое равнодушие, та самая банальность и обыденность зла никуда не делись. Как и не делись никуда войны. И люди, отделенные от них не более, чем невысокой бетонной стеной, живут за этими заборами свои обычные жизни – с широко закрытыми глазами.