Елизавета Авдошина
Снег, словно фата невесты, укрывает пространство. Фото Евгения Люлюкина со страницы Малого театра в «ВКонтакте»
Премьеру «Анны Карениной» режиссера Андрей Прикотенко ждали давно и с нетерпением. И ожидания оправдались – режиссера можно поздравить с постановочной удачей, а Малый театр – с репертуарным приобретением, которое, хочется верить, откроет для труппы новую страницу диалога с современной режиссурой.
Приглашения режиссеров осуществляются в Малом театре регулярно, но все-таки Малый – театр, где принято считать, что традиции хранят свои люди, знающие тайны «дома Островского» не понаслышке. Поэтому нет-нет да и промелькнувшие громкие имена в афише недавнего времени быстро тонули, вытесненные глыбой «ортодоксального» репертуара. Думается, «Анну Каренину» ждет иная судьба: спектакль тонко стилизован под дистиллированную классику, в то время как его режиссерский каркас выстроен авангардными методами. Соответствие «букве» писателя оценил и Владимир Ильич Толстой, посетивший первый премьерный показ.
Ключевое решение режиссера и сценографа, которое ломает представление об исторической сцене Малого театра, – это оголенные подмостки. На протяжении всего почти четырехчасового спектакля сцена останется опустошенной, не появится никаких декораций – лишь некоторый реквизит в виде стульев, кресел и детских деревянных лошадок, а также скромной инсталляции из подарочных коробок с правого края. Никакого привычного бытоподобия и предметной тесноты. Легкий символический флер лишь будет витать между колосниками и сценой, воплощенный в бумажном снеге, и, словно фата невесты, станет укрывать все пространство сверху донизу.
Сначала это радостно встречаемый детьми первый снег (и Сережа Каренин, и дети Облонских – важные действующие лица, сопровождающие весь спектакль), а чем дальше, тем больше «снежинки» закручиваются в роковую метель, которая закружит Анну (Полина Долинская) и Вронского (Нил Кропалов) в свои объятия. Детские деревянные лошадки на старинный манер вместе с игрушечным паровозиком – единственный реквизит, который будет многократно обыгрываться. Образный ряд – не новый для инсценировок «Анны Карениной», однако режиссеру удается с помощью этих простых фигур еще в прологе, который начинается с настоящего детского смеха и беззаботной кутерьмы, перетекающей в неразрешимые споры взрослых, задать самую главную дихотомию романа: о невинности и грехе.
Геометрию пустого пространства заполняет не только актерская энергия, которая – вот где реванш Малого театра – забирает зрителя абсолютно, но и композиционный рефрен белого вальса на балу, который, вторя снежной метели, закручивает сюжет от любовной мелодрамы до трагедии. Туры вальса отбивают мизансцены, подчиненные поэтическому монтажу. Так актеры, заканчивая одну сцену, кинематографически плавно, без прямолинейного реализма, переходят в другую, которая может быть совсем иной и по времени, и по месту действия, но важнее здесь эмоциональные переходы, все остальное – вполне условно, и переезды из Петербурга в Москву, и перемещения от одного семейства к другому. Как и всегда у художника Ольги Шаишмелашвили, ставящей акценты на костюмах, все цветовые точки притяжения – на силуэтах героев. От белых бальных платьев до черного дорожного костюма Анны, в котором она приезжает после знакомства с Вронским, и его уносят из комнат тяжелым траурным предзнаменованием, до ее красного костюма на роковой сцене скачек, откуда начинается реальный отсчет ее отчуждения.
Неожиданный кастинг повлек за собой блестящую интригу развития событий. Весь первый акт на первом плане царит Стива Облонский – в исполнении народного артиста Глеба Подгородинского этот не самый положительный герой оказывается невероятно притягательным. Какой же это Стива! Это не только ловкий жуир, это настоящий философ и эстет, его обаяние способно сдвинуть горы, но, конечно, не твердо стоящего на своих ногах Левина (Михаил Мартьянов), с которым они сталкиваются во взглядах на жизнь. Он весь – сладострастное упоение жизнью, такое, что даже преданная Долли (Наталья Калинина) за его спиной выглядит карикатурно в своем отчаянии. Что, впрочем, не помешает ей, простив его адюльтер, снова стать главой семьи, открыв подкаблучную, трусоватую природу своего мужа.
Во втором акте фокус сосредоточен на Алексее Каренине. В инсценировке Андрея Прикотенко мужские персонажи вообще гораздо интереснее и объемнее женских – то излишне истеричных, то избыточно мелодраматичных. Народный артист Виктор Низовой в роли почтенного супруга Анны выходит нетипичным – он радостен, любит жизнь и совсем не сух и не черств. Пока не вся его линия обжита артистом убедительно, но партия в принципе как будто сильно преувеличена (второй акт, по сути, из-за нее и затянут). Но важно, что выбор режиссера открывает новую трактовку. Доброта и снисхождение Каренина по отношению к Анне, его мягкотелость поворачивают историю так, что спектакль выходит не о любовной вспышке страсти, перевернувшей судьбу, а о попытке героини выйти из брака, который перестал быть для нее счастливым. Любовный треугольник в спектакле становится равнобедренным – у каждого здесь своя правда.
Почти в каждом герое режиссер видит и предельный драматизм, и в то же время ту черту характера, на которую нельзя смотреть без иронии. Неподдельный трепет, который вызывает Каренин своим монологом о счастье прощения, сменяется сатирическими сценами. Этот добрый малый, способный на высокие, благороднейшие чувства и поступки, буквально заедает стресс, прикрывается положением государственного чиновника от дуэли с обидчиком чести, а потом и вовсе отдается в руки сектантству. Его статуарным, почти безмолвным присутствием воплощает графиня Лидия (Ирина Леонова), заставившая Каренина под видом «истинного» христианства окончательно разорвать с порочной Анной и «умертвившая» ее на словах для ее сына. Эмоциональные качели Каренина расходятся от щемящего принятия Анны в ее живом несовершенстве до капризного упрямства отказа ей в толике свободы, «удушая великодушием».
Смещение акцентов дает глубокую актуализацию (к сожалению или к счастью, сегодня основное сюжетное напряжение романа Льва Толстого, столкновение Анны со светским обществом, его осуждением и отторжением, перестало быть актуальным в силу релятивизма морали). Роман на сцене сегодня становится попыткой поговорить не только о дихотомии чувства и долга, но человека и закона, хоть и в брачном изводе. Когда Каренин приходит советоваться с адвокатом о разводе, то получает разъяснения действующего закона, которые показывают ему, что человек по большому счету бесправен и его живая жизнь придавлена гнетом абсурда прописанной «инструкции» по работе винтиков бюрократии.
Анна же, так прекрасно справившаяся с дилеммой Долли (ведь именно она мирит супругов после супружеской измены брата Стивы), попадает в ту же западню. Одно и то же мужчине сходит с рук, а женщину вытравляет из всех принятых норм. Анна хотя и теряется в своих личных чувствах, но до самого конца показана как цельная личность. В финале она логически подходит к мысли о самоубийстве: понимая, что таков выход в безвыходной ситуации. Это не болезненное помутнение, это холодный расчет Анны. Такой же холодный, как равнодушная метель вокруг.
Сегодня очень бурно инсценируют роман Льва Толстого, но здесь впервые за долгое время идеи писателя звучат в первозданной чистоте, не заслоненные остротой сюжета. От разных героев звучащая со сцены и пронесенная режиссером как скрепляющая мысль о том, что любовь и есть прощение, тут и выводит высокую трагедию.
