Крестный ход всея Москвы

Патриарх Кирилл уверяет, что по центру столицы строем шагали 400 тысяч верующих москвичей. Фото с сайта www.patriarchia.ru

Общегородской крестный ход в Москве, который состоялся 7 сентября, казалось, должен был остаться секторальным, внутрицерковным событием. Религиозное шествие – традиционная практика для верующих, такие мероприятия охраняются законодательством и четко отделяются от политических собраний. Между тем РПЦ накануне на своих информационных ресурсах всячески рекламировала общемосковскую акцию, словно возлагая на нее надежды что-то кому-то продемонстрировать, и по свершении мероприятия ведущие фигуры в Московском патриархате не скрывали своего удовлетворения, если не сказать – ликования.

В РПЦ вспоминали исторические примеры и на них равнялись. Речь шла о крестном ходе в Москве 9 мая 1918 года, который был созван Всероссийским патриархом Тихоном (Беллавиным). Церковные массы должны были показать новой революционной власти, уже выпустившей декрет об отделении церкви от государства, что церковь в этом государстве – сила, и еще какая! Потом значимое шествие было в 1990 году. И тогда было сложно не увидеть в этом знак растущих общественных и политических амбиций РПЦ в условиях отступающего советского строя.

Немудрено, что на фоне информационного смерча многие принялись искать и в нынешнем религиозном шествии политические мотивы. Тем более были предпосылки к этому. Активное участие приняли общественные движения с неоднозначной репутацией, такие как «Русская община» и некоторые другие. С «Русской общиной» Московская патриархия с недавних пор вполне официально сотрудничает. Правда, участники крестного хода жаловались, что при входе у них отбирали «имперские» черно-желто-белые флаги. Мероприятие активно комментировали блогеры, которые все подобные события сравнивают с так называемыми «Русскими маршами», по которым до сих пор ностальгируют общественники националистической ориентации.

Официально это все же было исключительно религиозное шествие, публичное исповедание веры, приуроченное к соборному дню в честь московских святых. Шестикилометровый маршрут начинался от храма Христа Спасителя и заканчивался у стен Новодевичьего монастыря.

Однако еще в начале мероприятия прозвучали социальные мотивы. Патриарх Кирилл совершил литургию в храме Христа Спасителя и произнес проповедь. «Москва – православная столица отечества. Город, открытый для наших собратьев из других религий, признающих вклад в общую историю, – сказал глава РПЦ. – Москва не откажется от христианского наследия». Он заявил о планах восстановить дореволюционную традицию регулярных общегородских религиозных процессий. И после этого колонны тронулись в путь.

Прошло еще несколько дней, и патриарх Кирилл выпустил специальное послание, где повторил: «Этим мы убедительно засвидетельствовали, что Москва – действительно православная столица и никогда не откажется от своего христианского наследия». Трудно не заметить в этих повторяющихся словах желания кому-то что-то доказать. Может быть, эти слова даже перекликаются с заявлениями патриарха предыдущих лет, на протяжении которых он все более настойчиво предупреждает об опасности замещения русского народа людьми иного этнического происхождения, исповедующими нехристианскую религию.

Страхи перед приезжими чужаками подхватили и другие священнослужители, что наиболее ярко проявилось в недавнем казусе схиигумена Гавриила (Виноградова-Лакербая), который увидел в праздниках мусульман смертельную угрозу москвичам. Впрочем, проповеднический пыл схиигумена церковный истеблишмент довольно быстро охладил.

По данным Росгвардии, участниками шествия в Москве 7 сентября стало примерно 40 тыс. человек. И вокруг этих показателей тоже развернулась эмоциональная полемика. Особенно она обострилась, когда стало ясно, что шествие собрало действительно очень много народу и было принято верующими с воодушевлением.

12 сентября патриарх Кирилл во время литургии в Даниловом монастыре заявил: «Крестный ход очень ведь ясно сказал многим сомневающимся, неверующим, тем, кто цинично предвосхищал статистику и говорил: «Ну соберут они там тысяч пятьдесят, ну пройдут там с Кириллом вместе». А когда прошло 400 тыс., перепугались и стали называть совсем другие цифры! Мы не тщеславимся этими цифрами, но и замалчивать их не надо. Я не знаю ни одного другого мегаполиса в мире, ни в какой стране, даже традиционно христианской, где в настоящее время могло бы произойти нечто подобное».

Насчет 400 тыс. участников многие засомневались: не преувеличил ли на радостях патриарх? Но чьи данные он опровергает? Изначально СМИ действительно предполагали участие всего 20 тыс. человек. Однако журналисты ссылались на мнение одного из организаторов крестного хода, архиепископа Саввы (Тутунова). Этот представитель иерархии РПЦ как раз отвечает за связи с «Русской общиной» и вообще за миссионерскую работу.

«Общемосковский крестный ход имел ряд особенностей, не свойственных уставному крестному ходу: подчеркнутое участие разных движений; ношение крестоходцами церковных и гражданских флагов; «кричалки», главной из которых было неуставное для этого времени года «Христос воскресе! – Воистину воскресе!», но были и более светские», – подвел итоги Тутунов. «Чего не было в общемосковском крестном ходе, так это политики, – утверждает он. – Да, было желание единства в русском православии. Да, многие пришли именно потому, что чувствуют в православии выражение своей национальной идентичности. Но это – именно об идентичности, а не о политике. Собственно, на этой идентичности Россия и стоит». «И свидетельство об этом – часть общественного измерения жизни церкви», – заключил архиерей.

Когда стал известен московский результат, информресурсы РПЦ и околоцерковные блогеры начали широко анонсировать еще и шествие в Санкт-Петербурге, чтобы закрепить успех. Здесь крестный ход состоялся 12 сентября. Но в Северной столице подобное шествие проводится ежегодно начиная с 2013-го и посвящено перенесению мощей святого князя Александра Невского. В нынешней церковной процессии было от 40 тыс. до 80 тыс. участников – опять же, по разным данным. В отличие от Москвы, в Санкт-Петербурге не отбирали имперские флаги и сторонники националистических взглядов чувствовали себя менее стесненными. Напомним, что и в прошлом году петербургское шествие называли чуть ли не завуалированным «Русским маршем». Тогда участники кричали: «Русские, вперед!»

В церкви обоими шествиями остались весьма довольны. Уровень эмоционального подъема, граничащий с эйфорией, мало с чем можно сравнить. Похожее удовлетворение было в РПЦ, когда в апреле 2012 года у храма Христа Спасителя собралось многотысячное «молитвенное стояние». Так верующие показывали свою силу тем, кто, по их мнению, организовал «нападки» на церковь, прежде всего пресловутый «панк-молебен» в кафедральном московском соборе. В той церковной акции были заметны участники движения «Сорок сороков». Они представляли себя главными защитниками РПЦ, потом еще боролись с противниками строительства храмов в разных городах, но с годами их влияние сошло на нет. Кажется, «Русской общине» церковным руководством пока дан больший аванс.

По мнению первого вице-президента Центра политических технологий Алексея Макаркина, нынешний крестный ход очень хорошо организован, что и принесло ему успех. «Это не просто инициативная акция, на которую пришли люди, но налицо продуманная организация со стороны приходов», – пояснил эксперт в разговоре с «НГР».

Эксперт напомнил, что, согласно последним данным РПЦ, общее количество храмов и часовен в Москве – 1232. «Если по реализованной в столице программе строительства 200 храмов от каждого такого прихода придут хотя бы 100 человек, то это уже выйдет 20 тыс., – отметил Макаркин. – Я сейчас называю усредненную цифру. От соборов может быть больше представителей, от небольших храмов – меньше. И это я в расчет беру только новые храмы. Поэтому в том, что нынешнее шествие было таким массовым, большую роль сыграла правильная мобилизация прихожан. После ранней литургии во всех московских церквах верующие отправились к храму Христа Спасителя, откуда начинался крестный ход. Кстати, подобная мобилизация верующих действовала и до революции. Если посмотрим на большие крестные ходы, то там было примерно то же самое, несмотря на то что тогда еще не было военно-политологического слова «мобилизация». Однако принцип собирания людей был примерно такой же».

«Любым организациям и движениям важно ощущение «нас много». И в нынешнем крестном ходе оно очень сильно присутствовало, – продолжает Макаркин. – Ведь если посмотреть в процентном соотношении статистику количества верующих, то оно не такое большое. Но если посмотреть на массовые акции, в том числе и на нынешний крестный ход, то складывается впечатление, что верующих очень много. Плюс, поскольку долгое время подобных крестных ходов в Москве не было в отличие от Санкт-Петербурга, то и возникло чувство грандиозности события, которое повлекло за собой сильные эмоции и эйфорию».

В свою очередь, заместитель директора Института Европы РАН Роман Лункин заметил: «Эйфория по поводу общемосковского крестного хода связана с устойчивым дефицитом гражданского самовыражения в целом и православного в частности. Массовые акции психологически вдохновляют, особенно верующих. Энергия копится внутри церковного сообщества, но не находит выхода. Никто не видит в православных социальных архитекторов. Между тем и власть провозглашает защиту традиционных ценностей, и сама православная патриотическая общественность уверена, что это «их время». «Возникающий зазор могут заполнить именно экстатические акции», – считает эксперт.

Лункин уверен: московский крестный ход не имел политического подтекста. «Такой подтекст крестному ходу хотели приписать в социальных сетях, но для этого не было оснований. Отдельные националисты принимали в нем участие, но не было даже попыток заявить, что движение «Русская община» или иные организации обеспечили участие большого количества людей, поскольку они этого и не сделали. Например, движение «Сорок сороков» заявляло о преуменьшении количества верующих в рамках данных МВД, но не более того. «Сорок сороков» стало терять популярность после своего стремления стать политической силой, да еще и в союзе с патриотами СССР из движения Сергея Бабурина. «Русскую общину» же сегодня можно назвать довольно массовым движением, представленным в регионах. Привлекательность «Русской общины» – в идее защиты местного населения от несправедливости с акцентом на борьбу с негативными последствиями иммиграции. Для РПЦ это тема значимая, в связи с чем многие комментаторы называли крестный ход ответом массовым молениям мусульман на Курбан-байрам. Однако и этот союз РПЦ с «Русской общиной» лишь тактический и временный, так как радикальная риторика и действия против иммигрантов и ислама противоречат и политике государства, и роли РПЦ как ведущей силе всего общества, и задачам христианской миссии среди нетитульного населения», – полагает эксперт.

«К движению «Сорок сороков» просто привыкли», – считает Макаркин. «Когда они появились в начале 2010-х годов, это было необычно. Более того, «Сорок сороков» всегда была подчеркнуто православная организация, в которую входят преимущественно практикующие верующие. «Русская община» в этом смысле гораздо шире и больше. В нее входят люди, которые как часто, так и редко посещают храмы. Это и придает движению массовость». «Поскольку там была «Русская община», то одной из ключевых тем стала тема миграции. Для многих участников нынешнего крестного хода миграция воспринимается как угроза», – продолжает политолог.

Макаркин полагает, что едва ли можно сравнивать общемосковский крестный ход с «Русскими маршами». «Русский марш» – все-таки однозначно политическое мероприятие. Немалое число участников крестного хода шли с сугубо религиозными целями. Они не думали про мигрантов, политику, «Русскую общину». Конечно, были и те, кто выходил по политическим мотивам, но таких было немного. Так же, кстати, было и до революции. Когда были большие крестные ходы в Москве, то кто-то шел с сугубо религиозными целями. А кто-то приходил специально для того, чтобы показать революционерам и либералам, что Москва – город верующий, первопрестольная столица православной империи».